Со всех сторон на бегущих собак и автоматчиков, стоявших на открытом пространстве двора, обрушился огненный шквал. Через несколько секунд фашисты и их псы уже лежали на земле – кто убитый, а кто тяжелораненый. Одна из собак скулила и пыталась подняться на ноги, чтобы снова бежать и бросаться на спрятавшегося за сараем врага, но ее кто-то добил короткой очередью.

Микола увидел, что шальная пуля, угодив в спину, пробила женщине левое легкое немного ниже сердца. Он перевернул Ганну на спину, положил ее простоволосую голову себе на колени. Женщина была еще жива, но в темных глазах ее была такая тоскливо-мутная пелена, что Миколе стало понятно – недолго осталось ей жить.

Следом за ними выскочили из кустов еще пятеро человек, одетых в светлые рубахи и с немецкими автоматами наперевес. Увидев, что на поляне никого нет, они тоже попытались спрятаться, и бросились, было, обратно в кустарник, но поздно - по ним со всех сторон начали стрелять. Двое упали сразу, третий был ранен.

Через минуту самолет, войдя в штопор, врезался в зеленый массив деревьев где-то на нейтральной территории. Но за несколько секунд до этого над падающим самолетом вспыхнул белой звездочкой парашют. «Мессершмитты», сделав разворот и не обращая внимания на летящего к земле парашютиста, умчались восвояси.

То, что это была именно трагедия, сомневаться не приходилось. Три «мессершмитта», зажав «пешку» с трех сторон, пытались снизить ее скорость и не дать уйти на нашу территорию, где ей помогли бы спастись от преследования наши зенитчики.

Сглотнув, Эдит кивнула, на секунду совершенно забыв, как и зачем оказалась в кабинете. Сердце колотилось в самом горле. Она отвернулась и через дверной проем увидела собственное отражение в оконном стекле – девчонку, напуганную до смерти всего лишь тем, что на нее повысили голос. Эта бесхарактерная, глупая, трусливая девчонка привела Эдит в ярость.

Хиро поджал губы и опустил глаза, пока Эдит забиралась на подоконник. – Ладно, я ему ничего не скажу. Но помощи-то могу попросить? – Какого рода помощи? – Тебе не понравится. Не буду портить тебе сон раньше времени. – Знать не желаю, что ты задумал. – О нет, Данлоп. В этот раз у тебя не получится отсидеться. Веришь или нет, но для тебя я приготовил главную роль.

– Ну так что? Что ты хотел сказать? Лицо Хиро сразу посуровело, глаза вспыхнули решимостью. Невозможно подумать, что несколькими секундами ранее он отпускал двусмысленные остроты. – Дита… – Что? – Мы должны найти убийцу.

Эдит была уверена, что добрая половина присутствующих до этого дня и не знала толком, как Лима вообще выглядит – так пусть запомнят ее на фотографии из альбома. Не такой, какой ее видели в последний раз Эдит и Хиро. Но, конечно, одно все знали – как именно она умерла.

Их порозовевшие от холода лица разделяла металлическая сетка забора, слишком высокого и тонкого, чтобы попробовать перелезть сверху. Как будто Эдит смогла бы на это решиться. – С тобой ничего не случится, Данлоп. С нами же Монстр. – Да что он сделает? – возразила Эдит, но просунула поводок под сетку. – Вылижет убийц с ног до головы?

– Данлоп, ты должна это видеть! – заявила Робин, со смехом врываясь в раздевалку. – До смерти хочется сфотографировать твое лицо! – Что там такое? – забеспокоилась Эдит, хватая из корзины свободный мяч. – Кто-то умер? – Хуже! – выдохнула Робин, выталкивая ее из раздевалки.

Чем хуже предчувствие, тем оно точнее. На следующий день звонит Канэхира, и Сидзука чувствует нарастающую тревогу. — Госпожа Коэндзи, беда!

Делать добро сложно, а творить зло легко. Это то, что она усвоила почти за сорок лет работы судьей. Чтобы поступать правильно, нужно соблюдать правила и быть твердым, а чтобы совершить зло, достаточно лишь на мгновение заглушить совесть. И человеческое сердце, и судебная система работают по этому принципу.

Тело зажато внутри постамента, разрушенная часть лишь немного приоткрывает голову, поэтому вытащить силой не получится, остается только высечь его из мрамора.

Несмотря на свой возраст, Сидзуке хочется ударить этого дерзкого наглеца, но здравый смысл не позволяет женщине, перешагнувшей восьмой десяток, прибегнуть к насилию.

Один только постамент не меньше метра в высоту. Верхняя часть — около трех метров, нижняя — все пять. Взрыв затронул и его, выставил на всеобщее обозрение полое пространство внутри. А там виднеется нечто странное… …Человеческая голова.

Серьезно, как я могла упустить тот факт, что хоккеисты такие великолепные? Забудьте об актерах и моделях… Вот, где была настоящая красота.

Странное чувство, но в нем было что-то почти хищное. Не в плохом смысле. А в том, как это, наверное, обычно должно происходить между людьми. Как будто все ДНК в мире соединились в свою самую совершенную форму… и явили миру его.

Вот как выглядела любовь — связь настолько глубокая и сильная, что вы не можете представить свою жизнь без этого человека, не знаете уже, где заканчивается твое счастье и начинается его.

— Теперь пришло время показать миру, из чего мы сделаны, — он поднял один палец в воздух. — Успех не дается, он заслуживается.

Но если ты не одержим любовью… Действительно ли ты влюблен?

Мир вокруг меня будто бы начал перестраиваться, в то время как все, что я мог видеть… все, что я мог чувствовать… была она. Я понятия не имел, кто она. Но на мгновение я забыл об игре, счете… давлении. Я был очарован. Ничто другое не имело значения.

Она собрала эту ненависть и спрятала ее в самый дальний ящик сознания. Она понадобится ей позже, в момент слабости. Это будет долгая игра. И в ней важен даже самый первый ход.

…тусканцы верят, будто Бог — это и есть земля, и когда ты умираешь, то просто возвращаешься к Богу. Тогда мне это показалось убедительным.

…отец рассказывал, как они впервые увидели город — с моря, со стороны гавани. «Мы были очень молоды, смутно мечтали о чем-то, но сами не знали о чем», — говорил он. Рен видела, к чему привели их мечтания: к непосильному труду и вечному отсутствию средств к существованию.

Иногда необходимо быть не лучшим в каком-то деле, а первым.

Темнота не длится вечно.

Даниил Альбертович по-прежнему хранил молчание. Только ручка выпала из его руки, глухо ударившись о стопку бумаг, лежащих на столе.

Признаться, Виктор смог меня удивить. Утонченная, воспитанная и статная Анастасия никак не клеилась у меня с развязной и хамоватой Аннушкой. Впрочем, не зря говорят, что противоположности притягиваются.

— А прядильного станка нет? — Этого нет, — покачал головой Субботкин, не уловив мой сарказм. — А ты что же, Татьяна, и прясть умеешь? — Умею, но в данном случае рассчитываю сразу же уколоться о веретено и впасть в продолжительный сон. Может быть, когда я проснусь, окажется, что всего этого я от тебя не слышала?

Оставалось надеяться, что Субботкин там не чаи с коньяком гоняет, а тоже работает в нужном направлении.

— Ты говоришь так, будто Аннушки вашей уже в живых нет, — заметила я. — Есть предпосылки так думать? Опасные дела, неоднозначные расследования? — Да нет, рядовая совершенно сотрудница, обычные дела, ничем не примечательные. Просто странно это, Татьяна. Ладно загуляла, но сумка с удостоверением. Бдительность терять никак нельзя.

Добро пожаловать в клуб скучающих жен, Коллетт. Думаешь, ты какая-то особенная? Вовсе не обязательно было сбегать и трахаться с первым встречным.

И когда она излила свою боль в стихотворных строках, только тогда она отступила. Все витиеватости, если надо, можно добавить позднее, на первой же стадии от нее требовалась честность перед самой собой.

– Он сказал, что мне нельзя никому об этом рассказывать. Если он узнает… – Здесь только мы двое. Я никому не скажу. Кто велел тебе никому об этом не рассказывать? – Я не знаю… Тот парень – который прислал мне электронные письма со всеми инструкциями. Который сказал мне, что я должна делать. Так что… Боги все-таки не дурили голову Джемме. Но кто-то определенно дурил.

Джемма ничего не ответила. Она едва слышала его. Ее взгляд был прикован к лезвию, которое он держал в руке. Она уже видела этот нож раньше. Вообще-то некогда и сама купила точно такой же. И в точности таким ножом была убита Виктория Хауэлл.

Джемма поежилась, не понимая, что это было. Кровь ей только померещилась? Но даже без нее костюм был в точности таким, как тогда. Никакого парика на Виктории в тот вечер, конечно же, не было – ее собственные волосы были пепельно-белыми, именно такой длины, и… – У меня было два младших брата, – послышалось откуда-то сзади.

Самое время нагнать страху! Давайте отпразднуем канун Дня всех святых в доме Виктории Хауэлл! Большой выбор напитков, потрясающая музыка, размахивающие ножами психи, а еще убийство! Маскарадные костюмы не обязательны, но тебе стоит прийти в костюме, чтобы мы тебя не заметили, пока не станет слишком поздно!

– А это еще что за пятно? – спросила женщина в форме. Оба фонарика теперь нацелились на ее куртку. – По-моему, это кровь. – Нет, – попыталась объяснить Тео. – Это грязь… Но это была не грязь. Грязь выглядит совсем по-другому. И пахнет совсем по-другому. И тут она кое-что вспомнила. Вспомнила… большое пятно крови. – Мисс, – произнес коп мужского пола. – Нам нужно, чтобы вы прошли с нами.

– Гм… Я хотела бы сделать здесь маникюр… Это заведение мне порекомендовала подруга. – Ну, – ответила Барбара, – обычно ногтями у нас занимается Джемма, но у нее на сегодня все расписано. Могу и я вас принять, если хотите. Или вы можете записаться на… – Нет… Я надеялась, что их сделает Теодора. Стразы со стуком разлетелись по столу, а Джемма принялась неловко нащупывать выпавший пинцет.

Они свернули на лесную дорогу. Мелькали ослепительные в лучах солнца стволы деревьев. Впереди показалось большое здание. Натали вдруг поняла, что никто понятия не имеет о том, где она находится. Ни отец, ни она сама. – Все страдает, боль очищает, – сказала Инес и щелкнула резинкой по запястью. – Все страдает, боль очищает, – в один голос повторили Карл и Моника.

Причина смерти обманчиво проста – гипоксия, удушье. Но дальше написано, что в дыхательных путях не обнаружено ничего, что могло бы вызвать удушье. Только небольшие следы волокон. Воды, впрочем, там тоже не было, поэтому утопление можно исключить. Тем не менее Мильда указывает на следы на легких, как будто прижимались ребра...

Она наклоняется, чтобы вытащить туфлю. Если положить ее на пешеходную дорожку, у родителей будет больше шансов. Но туфля застряла. Она тянет сильнее, пока туфля не оказывается у нее в руке. Только тогда она видит маленькую ступню и ногу, продолжающуюся за трапом.

Адам помахал рукой и отступил на шаг, прежде чем она успела ответить. Последним, что он видел перед тем как дверь закрылась, было грязное зеркало в прихожей. Мелкие продолговатые пятна на стекле. Пять штук, рядом друг с другом. На высоте около метра. Как будто оставленные детскими пальцами.

Я здесь уже давно. Сотни дней, наверное, хотя и знаю, что их прошло всего два. Я устал плакать. Я столько раз спрашивал их, умерли мои мама и папа от рака или нет. Но они не отвечают. Я просто хочу домой. Я сказал им об этом вчера. Столько раз просил отвезти меня к папе и маме, что у меня заболел живот. Больше я просить не могу.

Женщина встала. Натали старалась не смотреть на нее, но что-то заставило ее перевести взгляд с окна на легкую фигуру в белом. Незнакомка протянула ей руку: – Ты не должна меня бояться, Натали, – тихо сказала она. – Я твоя бабушка. Ты действительно совсем не помнишь меня? Все фрагменты пазла сразу встали на места.

– Тихо, и не шевелись! – руки словно сами откручивали пробку, сами поднимали канистру с воняющей жидкостью; она ливанула раз, другой, потом, пробормотав: «Прости», плеснула бензином на испуганно таращащую глаза Милану. – Это бензин! – закричала женщина. – Я подожгу себя и ребенка, если вы не выполните мои условия!

Ханин первый заметил девочку сзади и мгновенно дал сигнал к штурму. Но в момент, когда бойцы снесли дверь, Алиса ударила отчима по затылку; тот присел, развернулся и выбросил вперед руку с ножом. Её подхватили, но было бесполезно что-то делать: захотел бы Пасюков, он бы не ударил более точно, чем случайный выпад – нож вошел в левое подреберье.

Власов еще немного пробежал следом, но безуспешно: подросток мог свернуть за любым домом. Злясь на себя, патрульный вернулся на место; двое парней уже лежали на земле, обхватив руками головы, а третий, на вид самый младший, бился в истерике.

Женщина успела позвонить в службу такси, где Олег был оформлен, но там результат дали неутешительный: водитель перестал выходить на связь, в настоящее время GPS-сигнал отключен, машины не видно.