- У меня теперь одна ты, - прибавил он. - Пойдем вместе... Я пришел к тебе. Мы вместе прокляты, вместе и пойдем!

Оба сидели рядом, грустные и убитые, как бы после бури выброшенные на пустой берег одни. Он смотрел на Соню и чувствовал, как много на нем было ее любви, и странно, ему стало вдруг тяжело и больно, что его так любят. Да, это было странное и ужасное ощущение.

Все зависит, в какой обстановке и в какой среде человек. Все от среды, а сам человек есть ничто.

Разве я старушонку убил? Я себя убил, а не старушонку!

Человек не родится для счастья, человек заслуживает счастья, и всегда страданием.

Надо же, в первый день умудрилась попасть в любовный треугольник, хотя планировала отсидеться до конца учебного года без скандалов и интриг. Но, видимо, это не моя сущность.

Сделать можно все что угодно, — задумчиво сказала я. — Главное — поставить цель.

— Тея, ты самый главный оптимист, которого я знаю. Все будет хорошо! — А ты самая главная мечтательница, — улыбнулась я. — Тогда давай мечтать вместе.

А зачем следовать трендам? Гораздо круче их задавать самим.

Все-таки жизнь — удивительная штука: парень из параллельного класса оказался тем самым загадочным соседом, который вяжет на спицах.

Просто я очень несдержанный... А с тобой... Ведь все должно быть иначе... Боюсь все испортить... Потому что долго ждал...

Если бы я хотел причинить тебе вред, то давно бы уже причинил. Поверь, возможностей было предостаточно. Так что расслабься. Я здесь не для того, чтобы тебя обижать. Скорее наоборот.

ак хорошо, спокойно и неспокойно одновременно мне было. Совершенно неожиданно я вдруг осознала, что испытываю к Воронову... Эти чувства не шли ни в какое сравнение с тем, что я когда-то испытывала к Димке.

Я сел на корточки у изголовья ее кровати и погладил эту маленькую плаксу по волосам. Они мягкие. Даже слишком. Пропустил несколько волнистых прядей между пальцами. Не сильно сжал. На ощупь как крылья ангела.

В глубине души я уже решила, что она станет особенной... Для меня. Для него. Это решение явилось внезапно, сметая все сомнения десятибалльной штормовой волной. Я просто осознала, что ничего в своей жизни еще не хотела сильнее...

Вдруг луна вышла из-за облака и осветила лицо парня, с которым целовалась девица и который все это время находился в тени. На губах его блуждала улыбка. Наши взгляды встретились... и мое сердце с бешеной скоростью полетело вниз...

– Я обещала никому не рассказывать… Тара очень просила. Мол, если он узнает, что я кому-то проболталась, то точно меня убьет. – Он? Кто он? Тара сказала? Девушка молча кивнула. – Кто этот человек, Зои? – не отставала Мариана. Племянница неуверенно покачала головой. – Тара несла какой-то бред, она словно с ума сошла… Она утверждала, что… что это один из наших наставников. Преподаватель.

И вдруг она увидела. На песке, у кромки воды, лежали его кроссовки. Те самые старые зеленые кроссовки, аккуратно сложенные рядом друг с другом. Перед глазами Марианы все расплылось. Она бросилась в море, отчаянно крича, надрываясь, словно гарпия… А после… ничего. Три дня спустя тело Себастьяна прибило к берегу.

Представив, что Себастьян здесь, рядом, Мариана взглянула в окно, подсознательно ожидая увидеть там, кроме проносящихся мимо деревьев, отражение мужа. Но вместо этого в стекле отразилось совсем другое, чужое лицо. Какой-то мужчина грыз яблоко и беззастенчиво глазел на нее. Испуганно моргнув, Мариана резко повернула голову. Сидящий напротив незнакомец улыбнулся.

Или я лгу самому себе? Может, в сущности, я всегда был таким, просто не способен это признать? Нет, ни за что не поверю. В конце концов, каждому должно быть позволено в глубине души считать себя благородным героем. И мне тоже. Хотя я вовсе не герой. Я злодей.

– Там лежала девушка… лет двадцати, не старше… – Мужчина торопился, желая выговориться. – Волосы до плеч… кажется, рыжие… Вся в крови… все вокруг залито кровью… Он умолк, и журналист задал наводящий вопрос: – Ее убили? – Да, ударили ножом… Много раз… Не могу сказать, сколько именно. У нее было такое лицо… это ужасно… ее глаза… глаза распахнуты. Всё смотрят, смотрят…

– Вот что, Генри, мне нужно кое о чем с вами поговорить. – О чем? – В понедельник вечером я выглянула в окно, после того как закончила работать с группой. И увидела, что вы стоите на другой стороне улицы, рядом с фонарем, и наблюдаете за мной. – Вы меня с кем-то спутали. – Нет, это были именно вы. Я хорошо рассмотрела ваше лицо. И уже не в первый раз замечаю, как вы следите за моим домом.

Я, – подтвердил польщенный кот и добавил: – Приятно слышать, что вы так вежливо обращаетесь с котом. Котам обычно почему-то говорят «ты», хотя ни один кот никогда ни с кем не пил брудершафта.

Кто сказал тебе, что нет на свете настоящей, верной, вечной любви? Да отрежут лгуну его гнусный язык!

Да, человек смертен, но это было бы еще полбеды. Плохо то, что он иногда внезапно смертен, вот в чем фокус!

Никогда и ничего не просите! Никогда и ничего, и в особенности у тех, кто сильнее вас. Сами предложат и сами все дадут!

Любовь выскочила перед нами, как из-под земли выскакивает убийца в переулке, и поразила нас сразу обоих!

Джеймс все равно смотрел на меня так, будто я – самое лучшее, что с ним когда-либо случалось.

Я не хотела больше быть в разлуке с ним. Я не могла больше сердиться или скорбеть. Я хотела наконец снова ощущать то наслаждение, какое мы с Джеймсом дарили друг другу. Я хотела наконец снова говорить с ним, писать ему и делиться с ним своими страхами и тревогами. Я хотела любить его.

Как только ты выдашь свои слабости, станешь уязвимым – непозволительная роскошь для управляющего большим предприятием.

Ты думаешь, для таких случаев есть особые правила, но их нет.

Она любит меня. Она любит меня, чёрт возьми. По ощущениям, в груди зияет рана, которая не хочет заживать.

- О чем ты думаешь? О том, что я влюблена в тебя. О том, что ты мой единственный. О том, что от этого мне страшно.

Дана сломалась примерно минут через десять. Она вздохнула и сказала, что Сергей был для нее слишком хорошим. Слишком добрым, слишком заботливым. И она, что вполне по-женски логично, собиралась с ним расстаться.

Под сидением пилота лежала спортивная сумка, плотно набитая пачками долларов. - Порядка миллиона, - присвистнул Крячко, заглянув в сумку. – За такое убить могут. Легко.

Дарья аккуратно вытащила отвертку и кивнула: — Вы правы, судя по всему, в него стреляли в упор, а отвертку воткнули специально, чтобы запутать нас.

Пилот лежал около самолета. На его летном комбинезоне расплывалось кровавое пятно. — Исаев, — Гуров, скорее, прочитал это по губам, чем услышал, что сказал умирающий…

Отвертка была воткнута в грудь, как показалось Гурову, как-то небрежно, неправильно, опыт подсказывал, что таким ударом не убить.

— Всем назад, — машинально сказал полковник, подоспевший вслед за ним Крячко, быстро оценив обстановку, вызывал «скорую» и полицию, хотя было понятно, что «скорая» нужна, скорее, чтобы зафиксировать смерть.

Это твой выбор. Только знай, что у любого выбора есть последствия. Не забывай прежде оценить результаты собственных поступков.

— Зачем ты спасла меня? Почему не отдала в руки священников Дийе? — вопрошаю, нежась в коконе ее рук. — Почему не испугалась, узнав, что я наделена магией? — Потому что любая жизнь представляет ценность… — …и каждый ребенок заслуживает своего счастливого шанса, — заканчиваю я.

Уж лучше проявить осторожность, даже если при этом приходится быть бесчувственным.

Боги жестоки, а люди — всего лишь марионетки в большой пьесе, поставленной на потеху скучающих небожителей.

Магия — это не знак отличия, она не передается по наследству, не подчиняется классовому признаку и с равной долей вероятности может проявиться и у аристократа, и у крестьянина.