Согласись на мою любовь, и я тебе открою тайны, каких не знает никто; я унесу тебя высоко-высоко, лунный луч будет нашей дорогой, а в час покоя мы будем сладко спать!

Твоя любовь вернула мне молодость и жизнь.

Иногда вампир влюбляется, и тогда засасывание идет очень тихо, он наслаждается понемногу, сберегая дольше жизнь любимого существа.

Всякого, кто волей или неволей попадал в полнолуние в Долину ведьм, находили мертвым, а если он и приходил оттуда, то умирал через месяц — в следующее полнолуние. Женщины с озера вместе с поцелуями выпивают его жизнь.

Отдать свое сердце могло быть счастьем для обычного человека, но для них это означало риск.

Он ценил ее, он уступал ей. Она понимала это — но во что ей обошлись эти признание и уступка? Когда дело дойдет до его самых фундаментальных желаний, насколько далеко он будет готов отступить?

Однажды благодаря моим собственным усилиям я окажусь выше всех тех, кто смотрел на меня свысока, и тогда им придется поднять глаза из грязи, чтобы увидеть меня.

В семье Фэн нет хрупких женщин, — ответила Фэн Чживэй, спокойно повернув к нему свои яркие ясные глаза. — Если бы женщины семьи Фэн были хрупкими, мы бы давно превратились в пыль.

Под Небесами есть только одна женщина, способная смягчить мощный удар хлопком, скрыв за своими спокойными словами колючесть. Кажется, что она отступала и шла на компромисс, но на самом деле твердо стояла на месте, непоколебимая и неподвижная.

Эта женщина была подобна острову бессмертных Пэнлаю, скрытому за горами, морями и небесами, — чтобы приблизиться к нему, нужно преодолеть несколько слоев густого тумана.

Оттенки красоты бесконечно различны - в этом богатство мира.

Чем выше социальная структура и наука, тем позднее созревает человек.

Ничего нет более могучего, чем люди, соединённые доверием. Даже слабые люди, закаляясь в совместной борьбе, чувствуя, что на них полагаются полностью, становятся способными на величайшее самоотвержение, веря в себя, как в других, и в других, как в себя.

Кротость и терпение воспитывают грубость и невежество.

Самое трудное в жизни - это сам человек, потому что он вышел из дикой природы не предназначенным к той жизни, какую он должен вести, по силе своей мысли и благородству чувств.

Я присела рядом и осторожно взглянула на мальчишку, которого знала бесконечное количество дней. Кажется, вселенная вращалась только тогда, когда он смотрел на меня, брал за руку и дарил эту самую улыбку.

Взглянув в глаза девчонке, что навсегда поселилась в моем сердце, я увидел нечто невероятное — надежду. Одну на двоих.

Любовь была моим лекарством. Пусть и оказалась в итоге отравленной стрелой. Хотя сейчас я уже не понимаю до конца, была ли та стрела отравленной и не отравила ли я ее сама.

Но тут вдруг Рита повернулась и замерла. Глаза расширились, в них промелькнуло что-то до боли знакомое, давно забытое и очень печальное. Наверное, так выглядят потухшие звезды, когда превращаются в пыль.

Жизнь, будто хрустальный сосуд, сломалась после выпускного, я смирился и просто плыл по течению. А сейчас увидел эту улыбку — и все…

Эмоции на то и даны, чтобы их чувствовать.

Женщины стараются щадить чувства мужчин. Притворяемся, будто польщены, даже если внимание нам неприятно. Улыбаемся, когда нас походя оценивают или свистят нам вслед. Смеемся над грязными шуточками, даже если они о нас. А если отказываем, то улыбаемся, лжем, извиняемся <,,,>.

Женщины всегда были связаны с кровью. Кровь мудрая, греховная, запретная, пролитая. Кровь то первобытная, то обвиняющая, то омерзительная, то возбуждающая любопытство, ужас, стыд, похоть — а порой обещание чего-то большего. Чего-то сильнее женской зрелости. Чего-то утраченного — до сегодняшнего дня. Чего-то похожего на силу.

В женской ярости есть нечто древнее, первобытное. В мужской больше физического, а женская рождена из столетий жестокости. Она пронизывает культуры. Она пронизывает расы. Вековечная, голодная, темная, не знающая своей силы.

А началось все там, в концертном зале Малбри, когда огни рампы сияли в моих глазах, а госпожа Чаровник шептала мне на ухо: — Милая! Пусть все на тебя смотрят.

Мармеладов заехал за почтмейстером сразу после завтрака. В экипаже рядом с ним сидел солидный господин лет пятидесяти. Окладистая борода, бобровая шуба и общая плотность фигуры позволяли угадать в нем купца, и Митя такое предположение высказал. В ответ раздался дружный смех.

Какой бы прыткий не был соглядатай, за уличным шпаненком не поспеет. Он ту местность лучше нашего знает, нырнет под забор или через щель протиснется, и был таков. А если он еще и смышленый, то слежку заметит и предупредит банду, что аптекарь их продал. Больше они к Шлейхману не сунутся.

Не людей же взрывать. А если снести все памятники, то люди быстро поймут, что не надо им никаких царей, — он покосился на Пороха, не станет ли бить, но тот лишь молча курил. — Ведь как люди заражаются верноподданичеством? Через памятники как раз. Идут по площади отец с маленьким сыном.

Сыщик ошибся, хотя и не намного. Вышедший на стук мужичонка указал на такой же замшелый домишко, стоящий по соседству. Не успели они подняться на крыльцо, дверь уже распахнулась, будто по волшебству. На пороге возник сгорбленный дед в рубахе сплошь из лоскутных зарплат, так часто чиненной, что не угадаешь какого цвета она была изначально.

В подобных местах на посетителя должна сразу накатывать паническая безнадега, лишая его сил и эмоций, чтобы не смел впредь сюда соваться с пустячными своими проблемами. Само устройство этого мирка служит прекрасной профилактикой мелких нарушений законности.

Когда финансист поднялся на верхнюю площадку, глазам его открылось невероятное зрелище. Возле цветочной клумбы сидел грабитель. Привалился спиной к подножию каменной чаши, цилиндр откатился на пару шагов, но он этого не замечал. Отрешенно смотрел на жестяную коробку, которую держал на коленях.

Ее аромат скользнул в легкие, напомнив детство и ту проклятую любовь, подобную которой я не встречал больше никогда в жизни.

Рита умела каким-то магическим способом сглаживать напряженные ситуации. И неважно, возникали они от ревности или по другим причинам. Наверное, поэтому каждый раз я искал встречи с ней, ждал ее поддержки, этого самого взгляда, согревающего в любую непогоду.

Мы есть друг у друга, и это главное; остальное наладится, надо только подождать, — уверяла я себя.

— Страшно однажды потерять человека, которого считал своим другом. Интересно, почему так происходит? — Кто знает, — пожал плечами Витя. — Но я рад, что у меня есть ты. Иначе я бы точно свихнулся.

Ну, знаете, как это бывает — по молодости люди не думают о завтрашнем дне, женятся, потому что жить друг без друга не могут, заводят детей, начинают снимать однушку — все равно где, лишь бы быть рядом с любимым.

В детстве мы искренне верим в чудеса, вечную дружбу и любовь, способную преодолеть тысячи трудностей. Я тоже не была исключением — по глупости и наивности не замечала, как быстро меняется будущее, как любимые люди шаг за шагом уходят от меня, оставляя страдать в одиночестве. Самый большой человеческий грех — неведение.

Исха хотела жить. И всем сердцем желала, чтобы жил Веренир. Не так важно, рядом или врозь, но чтобы он просто был! Чтобы ходил по одной с ней земле и смотрел на одно и то же солнце. Просто был.

Мир перестал существовать. Только рука Исхи для него была сейчас реальной.

Когда она находилась рядом с ним, времени всегда не хватало. Будто над ними висело какое-то проклятие.

Не бывает человек кристально чистым или безнадежно испорченным. Нет черного и белого. Весь мир сплошь состоит из оттенков серого.

Между ними не было чар, и все же чувствовалась какая-то магия.

И почему мы всегда думаем, что опасность грозит кому угодно, но только не нам?

— Нити, удерживающие крылья этого подчиненного, привязаны к ладоням Вашего Высочества, — кокетливо улыбнулась девушка. — Если вы скажете мне лететь на восток, я никогда не осмелюсь отправиться на запад, скажете лететь на север, я никогда не осмелюсь отправиться на юг.