– Вот что, Генри, мне нужно кое о чем с вами поговорить. – О чем? – В понедельник вечером я выглянула в окно, после того как закончила работать с группой. И увидела, что вы стоите на другой стороне улицы, рядом с фонарем, и наблюдаете за мной. – Вы меня с кем-то спутали. – Нет, это были именно вы. Я хорошо рассмотрела ваше лицо. И уже не в первый раз замечаю, как вы следите за моим домом.

Я, – подтвердил польщенный кот и добавил: – Приятно слышать, что вы так вежливо обращаетесь с котом. Котам обычно почему-то говорят «ты», хотя ни один кот никогда ни с кем не пил брудершафта.

Кто сказал тебе, что нет на свете настоящей, верной, вечной любви? Да отрежут лгуну его гнусный язык!

Да, человек смертен, но это было бы еще полбеды. Плохо то, что он иногда внезапно смертен, вот в чем фокус!

Никогда и ничего не просите! Никогда и ничего, и в особенности у тех, кто сильнее вас. Сами предложат и сами все дадут!

Любовь выскочила перед нами, как из-под земли выскакивает убийца в переулке, и поразила нас сразу обоих!

Джеймс все равно смотрел на меня так, будто я – самое лучшее, что с ним когда-либо случалось.

Я не хотела больше быть в разлуке с ним. Я не могла больше сердиться или скорбеть. Я хотела наконец снова ощущать то наслаждение, какое мы с Джеймсом дарили друг другу. Я хотела наконец снова говорить с ним, писать ему и делиться с ним своими страхами и тревогами. Я хотела любить его.

Как только ты выдашь свои слабости, станешь уязвимым – непозволительная роскошь для управляющего большим предприятием.

Ты думаешь, для таких случаев есть особые правила, но их нет.

Она любит меня. Она любит меня, чёрт возьми. По ощущениям, в груди зияет рана, которая не хочет заживать.

- О чем ты думаешь? О том, что я влюблена в тебя. О том, что ты мой единственный. О том, что от этого мне страшно.

Я просто благодарна за то, что имела и кем являлась. Слишком много я потеряла, чтобы не ценить то, что осталось.

– Вы обе понятия не имеете, каково это – быть ведьмой без сил. Чисто теоретически я не могла одна даже в сад выйти, потому что без магии становлюсь легкой добычей для любого демона.

– А ты должен сопровождать нас. – Нельзя отступать. Наверняка было что-то, чем я могла его убедить. – Ты нужен мне. Одна я не справлюсь. Его глаза, такие темные, что практически не отличишь радужку от зрачка, после моих слов стали еще чернее. Звезды, которые видела в них только я, исчезли.

Демоны не обладали магическими способностями. Однако возмещалось это их поразительной быстротой и силой, намного превосходящей способности обыкновенного человека.

Солнце уже зашло за горизонт. Лишь сияние полной луны и звезд освещали чернильную черноту водной глади. Тусклые лучи корабельных фонарей едва проникали дальше носа судна. Я чувствовала себя такой крошечной и незначительной, как одинокая звезда в бесконечности вселенной.

Дана сломалась примерно минут через десять. Она вздохнула и сказала, что Сергей был для нее слишком хорошим. Слишком добрым, слишком заботливым. И она, что вполне по-женски логично, собиралась с ним расстаться.

Под сидением пилота лежала спортивная сумка, плотно набитая пачками долларов. - Порядка миллиона, - присвистнул Крячко, заглянув в сумку. – За такое убить могут. Легко.

Дарья аккуратно вытащила отвертку и кивнула: — Вы правы, судя по всему, в него стреляли в упор, а отвертку воткнули специально, чтобы запутать нас.

Пилот лежал около самолета. На его летном комбинезоне расплывалось кровавое пятно. — Исаев, — Гуров, скорее, прочитал это по губам, чем услышал, что сказал умирающий…

Отвертка была воткнута в грудь, как показалось Гурову, как-то небрежно, неправильно, опыт подсказывал, что таким ударом не убить.

— Всем назад, — машинально сказал полковник, подоспевший вслед за ним Крячко, быстро оценив обстановку, вызывал «скорую» и полицию, хотя было понятно, что «скорая» нужна, скорее, чтобы зафиксировать смерть.

Это твой выбор. Только знай, что у любого выбора есть последствия. Не забывай прежде оценить результаты собственных поступков.

— Зачем ты спасла меня? Почему не отдала в руки священников Дийе? — вопрошаю, нежась в коконе ее рук. — Почему не испугалась, узнав, что я наделена магией? — Потому что любая жизнь представляет ценность… — …и каждый ребенок заслуживает своего счастливого шанса, — заканчиваю я.

Уж лучше проявить осторожность, даже если при этом приходится быть бесчувственным.

Боги жестоки, а люди — всего лишь марионетки в большой пьесе, поставленной на потеху скучающих небожителей.

Магия — это не знак отличия, она не передается по наследству, не подчиняется классовому признаку и с равной долей вероятности может проявиться и у аристократа, и у крестьянина.

Сознание прорезает острое как бритва, воспоминание, и перед моим мысленным взором предстает лицо тети. — Священники в ее распоряжении. Зачем утруждаться, завоевывая народную любовь, когда можно править, наводя на всех ужас?

Крячко примчался в отдел минут через пятнадцать после звонка Гурова. К тому времени тот уже успел переговорить с начальником и вовсю координировал работу полицейских, ставя им новые задачи по размещению блокпостов на улицах и движению патрулей по Павловскому посаду.

Ну, и последний из фактов, который не давал сыщику покоя, – грецкий орех на подставке для часов вместо похищенной вещи. Именно он перечеркивал все доводы относительно инсценировки кражи, хотя бы потому, что сам потерпевший этой детали придавал минимум значения.

Действовали преступники нагло, даже как-то по-киношному. Уверенные в своих силах и в том, что отлично знают психологию жертвы, в день нападения они посылали владельцам автомобилей, которые собираются угнать, своеобразную «черную метку», предупреждения о том, что человек лишится своего транспорта.

Гуров был готов совершить захват и своими силами, но Орлов, навязчиво контролировавший каждый шаг операции, категорически это запретил. Те, кто сейчас должен находиться в квартире, были крайне опасными бандитами, и рисковать своими друзьями, пусть и подготовленными не хуже спецназа, генерал не хотел даже в условиях срочности операции.

Спецназовцы заканчивали занимать свои позиции. Снайперы взяли под контроль окна квартиры на предпоследнем этаже, которую собирались штурмовать, часть бойцов группы захвата поднялась на крышу, чтобы по веревкам спуститься вниз и выбить окна, а остальные ждали за домом, недалеко от входа в подъезд, чтобы начать подъем, а затем и штурм.

Она полулежала напротив Гурова в платье-комбинации креветкового цвета и меховых тапочках, покачивая загорелой ногой с перламутровым розовым педикюром. Ее голубые глаза ползали по нему, уничтожая последнее позитивное впечатление о служившим им домом высоколобом, немного лошадином лице.

Самый новый мраморный камень укрывал усыпальницу Анны Юрьевны Колосовой. Хмурым могильщикам понадобилось около пятнадцати минут, чтобы превратить ее в зияющую рану на теле просыпающейся после зимнего сна апрельской земли.

Гуров вышел из такси быстро и выглядел собраннее обычного. «Как пантера, – мелькнуло в голове у Банина, – перед прыжком».

Назаров подошел к жертве: – Ну, она не раздета. Одежда не порвана. Множественных колото-резаных ранений, имитирующих фрикции, как наносил Чикатило, например, нет. Вскрытие, конечно, покажет, – он заулыбался начатой шутке, но быстро взял себя в руки, наткнувшись на суровую реакцию остальных, – было ли изнасилование.

Как на ржавом дне, под водой, обрела свой покой отколотая тарелка с вишенками, так в зеленой беседке, за хлипким столиком, на котором стоял френч-пресс с раздавленными листьями мяты неестественно вытянулась сотрудница Энгельсской картинной галереи Маргарита Ивановна Свалова.

За калиткой Гуров почувствовал, как время замерло, как бывало на местах преступлений. Он словно попадал в пространство, которое, будто желая наказать убийцу хозяина, всеми силами помогало сыщику.

С Перелыгиным Мурашов расправился довольно быстро. Пока Ольга нарезала закуску на скатерти, а ее муж плескался в озере, Ястреб разлил по стаканчикам водку, и в один что-то подсыпал. То же самое он повторил и еще раз, когда наливал Перелыгину третью дозу.

Судя по всему, схему, которая не давала никаких сбоев в течении нескольких применений, менять преступники на хотели. И это упрощало задачу ему и Станиславу. Для надежности нужно было бы знать, каким способом бандиты убивали предыдущие жертвы. Но сейчас это было не существенно. Гуров не собирался доводить развитие событий до такого момента.

Дело в том, что для такой успешной маскировки под Зимину Дублерша должна была обладать отличными навыками гримера, да еще и иметь профессиональные средства для этого. Не исключено, что эта женщина могла работать в одном из московских театров, на телевидении или в кино.

И в этот момент сыщик понял, что тот Рубикон, о котором он подумал на вокзале, уже перейден. Слишком многое стало казаться подозрительным Гурову в этом деле, которое изначально никаких сомнений не вызывало и производило впечатление обычной бытовой проблемы.