— Лев Иванович, такое дело… это не суицид. Мышцы мягкие, тело еще не окоченело – всего пару градусов потеряло. Убийство произошло около часа назад. Повреждения, кроме характерных для опоясывания жгутом на шее, отсутствуют. Я еще тут пробегусь, конечно… но из важного, что стоит заметить – сначала наступила смерть, а потом уже тело повесили.

Надеясь, что будет услышан абонентом, Гуров хрипло выдавил: — Ленина пятьдесят четыре. Тело окончательно перестало слушаться: рука безвольно упала вниз, телефон выскользнул из расслабленных пальцев. Последнее, что он увидел, – внезапно возникшая суета перебегающих на сцене разноцветных пятен.

Невнятный, ослабевающий с каждым мигом голос супруги послышался приглушенно, рвано. Гуров лениво повернул голову к источнику звука и широко зевнул, прикрывая рот кулаком. То же действие выполнили Маша и Наташа, а следом, приложив головы друг к другу на плечи, мирно засопели.

– Он? Кто он? Тара сказала? Девушка молча кивнула. – Кто этот человек, Зои? – не отставала Мариана. Племянница неуверенно покачала головой. – Тара несла какой-то бред, она словно с ума сошла… Она утверждала, что… что это один из наших наставников. Преподаватель.

И вдруг она увидела. На песке, у кромки воды, лежали его кроссовки. Те самые старые зеленые кроссовки, аккуратно сложенные рядом друг с другом. Перед глазами Марианы все расплылось. Она бросилась в море, отчаянно крича, надрываясь, словно гарпия… А после… ничего. Три дня спустя тело Себастьяна прибило к берегу.

Представив, что Себастьян здесь, рядом, Мариана взглянула в окно, подсознательно ожидая увидеть там, кроме проносящихся мимо деревьев, отражение мужа. Но вместо этого в стекле отразилось совсем другое, чужое лицо. Какой-то мужчина грыз яблоко и беззастенчиво глазел на нее. Испуганно моргнув, Мариана резко повернула голову. Сидящий напротив незнакомец улыбнулся.

Или я лгу самому себе? Может, в сущности, я всегда был таким, просто не способен это признать? Нет, ни за что не поверю. В конце концов, каждому должно быть позволено в глубине души считать себя благородным героем. И мне тоже. Хотя я вовсе не герой. Я злодей.

– Там лежала девушка… лет двадцати, не старше… – Мужчина торопился, желая выговориться. – Волосы до плеч… кажется, рыжие… Вся в крови… все вокруг залито кровью… Он умолк, и журналист задал наводящий вопрос: – Ее убили? – Да, ударили ножом… Много раз… Не могу сказать, сколько именно. У нее было такое лицо… это ужасно… ее глаза… глаза распахнуты. Всё смотрят, смотрят…

– Вот что, Генри, мне нужно кое о чем с вами поговорить. – О чем? – В понедельник вечером я выглянула в окно, после того как закончила работать с группой. И увидела, что вы стоите на другой стороне улицы, рядом с фонарем, и наблюдаете за мной. – Вы меня с кем-то спутали. – Нет, это были именно вы. Я хорошо рассмотрела ваше лицо. И уже не в первый раз замечаю, как вы следите за моим домом.

Но я влюбилась. И поверила. И смысла сопротивляться больше не видела.

Надоело все. На бывшего я забила, а на горизонте нет никого. А одинокой надоело быть. Хочу целоваться и слушать комплименты.

Мы хохочем всю пару, и наконец-то плохое настроение сменяется вполне сносным. Люблю Алису, с ней всегда можно нести какую-то чепуху, зная, что она ответит тем же, без глупых обид и непонятных выяснений отношений. Была у меня абьюзивная дружба, больше не хочу, спасибо, поэтому ценю Алису как самую драгоценную драгоценность.

В слезах замешана любовь.

Человек сам с собой порой договориться не может, не то что с другим человеком. Просто нужно уметь искать компромисс и идти на уступки ради любви.

Мне не нужны были десятки сумасшедших ночей с ним и самых жарких поцелуев. Мне хватило заботы, чтобы поверить в него, и простого нежного поцелуя у универа, чтобы влюбиться.

Женька подскочил на кровати и бегом бросился на крик жены. Лиля находилась в комнате родителей. Когда он вошел в нее, то у парня подкосились ноги. Ирина лежала на кровати, вся грудь была залита кровью. Напротив нее, на полу – Валентин, тоже истекающий кровью, но рана была в голове. Рядом валялось его охотничье ружье, пахло порохом.

- Уведите жену в машину «скорой помощи», она не выдержит такого зрелища. Вы все-таки мужчина, вам нужно опознать тело, - глядя прямо в глаза Марьину, сказал Гуров. Валентин кивнул, вытер слезы и тяжело поднялся с крыльца.

Дверь аккуратно открыли, и внутрь ворвались Гуров, Крячко, бойцы спецназа и Ирина с Валентином, приехавшие час назад. Бойцы сразу положили хозяина квартиры на пол. На диване сидел худенький мальчик с плюшевым зайцем в руках, в глазах у него стоял ужас.

Чашку с чаем она оставила на столе, а когда вернулась, бабки и след простыл. «Странная какая-то старуха», – подумала Аглая и одним глотком выпила остывший чай, торопясь к дочке Леночке. Но какая-то темная, тяжелая волна накрыла ее с головой, и она ушла в небытие.

Вместо гудков в сотовом оператор сообщил, что абонент недоступен. Ирина испугалась по-настоящему, еще сама не зная чего, но сердце заныло от нехорошего предчувствия. Валентин побежал до магазина, но продавец сказала, что Миша не заходил.

А потом Игоря подкараулила около дома красавица Злата, которая обратилась к нему за помощью в поисках пропавшей сестры-близнеца, и отдала журналисту флешку. После просмотра Воронин сразу же обратился к знакомому оперативнику в Москве, а тот немедленно в отдел, где работали Гуров и Крячко.

Стрелял он на выдохе. Держал пистолет по-старинке, с одной руки, вторая за спиной. Может быть, его отец или дед учили, раньше любили бравировать подобной стойкой. Именно военные, кстати. Держать пистолет двумя руками удобнее и сподручнее. Она рука всегда подстрахует другую, и нет такой сильной отдачи.

Тело увезли, Крячко остался опрашивать свидетелей, а Гуров прошелся по переулку, пытаясь вспомнить, почему все это ему так знакомо. Это уже порядком раздражающее чувство дежавю, когда все или знакомо, или условно знакомо, и никак не можешь понять, что не так. Откуда это странное чувство узнавания?

Убитый мужчина сидел на скамейке, застигнутый смертью в момент отдыха. При нем был кожаный рюкзак, лежавший рядом. Собственно говоря, на сумку и среагировал администратор отеля, заметив, что человек с рюкзаком уже несколько часов сидит слишком неподвижно.

Гуров пожал плечами. Психопатов он искренне не любил в том числе и за то, что предсказать их действия было практически невозможно. По крайней мере, на стадии первого убийства. Они все убивали по каким-то своим причинам, но возводили преступление в ранг культа. Кто-то называл себя «мастером», «художником», «поэтом» смерти.

Как ни странно, даже после того, как все дворы были опутан сетью камер, большая часть преступлений оставалась не раскрытой. Заказные, серийные. Казалось бы, центр Москвы, постоянно кто-то смотрит в окно, идет мимо, но, словно зачарованные, улицы хранили свои тайны. И одну из них Гуров должен был раскрыть.

Квартира, мертвая балерина у окна, солнечный свет на стертом от времени паркете, шелк, картины на стенах в белых паспарту, а не тяжелых золотых рамах. Изысканный аромат мимозы. И рыдающая девчонка-квартирантка, нашедшая труп. Почему-то всем старая балерина напоминала засушенную между страницами книги чайную розу.

– Лев… Валентин Барсуков умер в реанимации, сердце… Лев Иванович сжался словно ему залепили пощечину, на которую невозможно ответить. Изнутри его прошило стальной иглой – еще одна смерть!

С досадой Гуров опустился на диван, откинулся назад: ничего не складывается! Опять его версии разваливаются, не желая выстраиваться в цепочку из шагов преступника. И вздрогнул, как от удара! Василия задушили, когда он сидел здесь. Значит, он не ждал этого посетителя?

Не получив ответа, девушка сделала пару осторожных шагов в коридор. Этого и ждал Гуров. Он двинулся стремительно наперерез девушке и оказался на ее пути, отрезав отступление в комнату. Официальных полномочий на допрос Калинкиной у него нет, но есть хитрость и оперативный опыт.

Ему не хотелось верить в то, что он видел. Да, по присутствию группы, из криков Веры, стало понятно, что Василия не стало. Но сейчас Гуров столкнулся не просто со словами - перед ним была реальность, страшная и неотвратимая. На кожаном диване лежал его друг, Василий Терехин. И он был мертв…

Льва смутило выражение лица охранника: хмурое приветствие людей, которые напряжены в ожидании неприятной ситуации, будто готовы столкнуться чем-то неприятным. Так здоровается судмедэксперт, которому предстоит осмотреть место преступления, или дежурный из полицейского наряда, что охраняет обнаруженное мертвое тело человека.

Гуров улыбался коллегам, кивал Маше, которая с восторгом рассказывала сидящим за столом о своем новом спектакле, а сам набирал номер Терехи и пальцами чувствовал, как резонирует аппарат от длинного, протяжного гудка без ответа.

На дворе стоял мрак, такой густой, что сунь в него палец, останешься без пальца

Лечение нашей больной любви, которая каждое утро стареет на год. Так как любовь нельзя вылечить ни в поликлинике, ни в операционной, тем более в условиях войны, я обратилась к опыты целителей

Однажды утром я проснулась от чувства того, что стала внучкой своей души

Нужно вовремя открыть свое прошлое, ведь у него тоже есть свой срок годности и он может истечь...

Сколько бы миров ни существовало, вечно только одно - радость...

Она все чаще мечтала о мужчине, именем которого можно было бы умываться каждое утро