Я думаю, что самое трудное и вместе с тем самое интересное в учительской работе — это добиться того, чтобы дети рассказали тебе о своих подлинных мыслях.

— Конечно, ведь нельзя так сразу избавиться от привычки быть маленькой девочкой,— сказала Аня весело. — Ты же знаешь, что я была маленькой целых четырнадцать лет, а взрослая — лишь неполных три года.

Аня обладала врожденным даром нести людям свет и радость: когда она с улыбкой или ласковым словом входила в чью-нибудь жизнь, обладатель этой жизни мог увидеть, хотя бы ненадолго, лежащий перед ним путь чарующим и полным надежд.

Благословенный наш ягненочек узнал как-то раз, что я просто ненавижу понедельники. И вот что она придумала и сказала мне: «Знаешь, Ненси, мне кажется, что в понедельник ты должна радоваться больше, чем в любой другой день недели, потому что впереди еще целая неделя до следующего понедельника!»

Насколько мне удалось выяснить, это всемогущее и неиссякаемое желание находить положительную сторону во всем, что уже произошло или только произойдет. Во всяком случае, до меня постоянно доходят рассказы о ее забавных речах, и, насколько я могу судить, «просто радоваться» — главный смысл этих речей.

Пример человека прекрасного, отзывчивого, исполненного надежд может увлечь окружающих и преобразить их жизнь. Люди излучают то, чем полны их умы и сердца.

— Насколько я могу судить, есть много вещей, которые ты «любишь». Что ты скажешь? — добавил он, когда двуколка уже быстро катилась по дороге. Поллианна засмеялась. — Не знаю. Но, наверное, так и есть, — согласилась она. — Я люблю почти все, что есть жизнь.

— Я не вижу тут ничего, чему можно радоваться: получить пару костылей, когда хочешь куклу! Поллианна хлопнула в ладоши. — А вот можно! — торжествовала она и тут же чистосердечно добавила:— Но я тоже не видела сначала, и папе пришлось мне подсказать. — Ну, тогда, может быть, ты подскажешь мне? — с гневом почти рявкнула Ненси. — Да очень просто! Просто радоваться тому, что они тебе... не нужны!

— Нет, милочка. Я так думаю, что твоя тетя не любит мороженое; по крайней мере, я никогда не видела, чтобы она его ела. Лицо Поллианны стало печальным. — О, не любит! Как жаль! Не понимаю, как можно не любить мороженое.

Ты здесь со мной, ты для меня - весь мир. Как я могу сказать, что я одна, Когда весь мир здесь смотрит на меня?

Ты притянул меня, магнит жестокий, Хоть не железо тянешь ты, а сердце, Которое в любви верней, чем сталь.

Пока я здесь жила, любви не зная, Афины мне казались лучше рая... И вот - любовь! Чем хороша она, Когда из рая сделать ад вольна?

Но если для влюбленных неизбежно Страданье и таков закон судьбы, Так будем в испытаньях терпеливы: Ведь это для любви обычной крест, Приличный ей, - мечты, томленья, слезы, Желанья, сны - любви несчастной свита!

Увы! Я никогда еще не слышал И не читал - в истории ли, в сказке ль, - Чтоб гладким был путь истинной любви.

Так я цвести, и жить, и умереть Хочу скорей, чем девичьи права Отдать ему во власть! Его ярму Душа моя не хочет покориться.

Мне надо удаляться, чтобы жить, Или остаться и проститься с жизнью.

Мне не подвластно то, чем я владею. Моя любовь без дна, а доброта, Как ширь морская. Чем я больше трачу, Тем становлюсь безбрежней и богаче.

Меня перенесла сюда любовь, Ее не останавливают стены.

Звать мало — вызову его, как тень. Ромео! Сумасшедший обожатель!

Я ваших рук рукой коснулся грубой. Чтоб смыть кощунство, я даю обет: К угоднице спаломничают губы И зацелуют святотатства след.

Любовь нежна? Она груба и зла. И колется, и жжется, как терновник.

А потом, прежде чем кто-либо это осознал, пришла весна. Там в деревне, в Авонлее, из-под сухих трав, все еще покрытых снегом, выглянули розовые перелески, а леса и долины окутала зе- леная дымка молодой листвы.

Сознание, что зима кончилась, вызвало в ее душе радостный трепет, который весна всегда приносит даже самым старым и печальным так же, как самым юным и веселым.

И снова в Зеленые Мезонины пришла весна — прекрасная, хоть и капризная и нерешительная, канадская весна! Она медлила весь апрель и май, посылая череду великолепных свежих и прохлад- ных дней с розовыми закатами и чудесами воз- рождения и расцвета природы.

— Если я не могу остаться здесь, мне не стоит влюбляться в Зеленые Мезонины. А если я выйду и познакомлюсь со всеми этими деревья- ми, цветами, и с садом, и с ручьем, я не смогу не полюбить их.

— Как это чудесно — возвращаться домой и знать, что это твой дом, — сказала она. — Я уже люблю Зеленые Мезонины, а ведь я никогда пре- жде не любила ни одного места. Ни одно не каза- лось мне моим домом. Ах, Марилла, я так счаст- лива.

Глаза девочки перебегали от одного из них к другому жадно и серьезно. Нако- нец взгляд ее остановился на одной ферме, дале- ко слева от дороги, белевшей в дымке цветущих деревьев и сумраке окружающего леса. Над ней в юго-западной стороне безупречно чистого неба сверкала огромная хрустально-белая звезда, словно светильник, указывающий путь, полный надежд.

– Знаешь, в нашей работе часто бывают радости. Но чтобы до них добраться, порой приходится сначала вываляться в грязи,

– Мне с самого начала эта фотография не нравилась, только я никак не могла сообразить, что в ней не так. Все смотрела на нее, думала, но так и не придумала. А когда вы меня кличками озадачили, в голове какой-то механизм сработал. Эти стеклянные фигурки – символы годов по восточному календарю. Тигр, обезьяна, петух, овца и так далее.

Гордеев вторую ночь подряд проводил на работе. Душа его изболелась за Настю, особенно после разговора с Коротковым. Как же она, бедная, боится! Все-таки не женское это занятие. Но, с другой стороны, она так красиво, так лихо вписалась в комбинацию, как вряд ли сумел бы мужчина

Женщина между тем быстро вскрыла пакет с одноразовым шприцем, набрала по очереди из двух ампул. Держа готовый шприц одной рукой, другой перетянула жгут, ловко продезинфицировала место укола. Настя закрыла глаза. Ей было так плохо, что уже не было сил бояться.

Насте казалось, что еще немного – и она расплачется. Наверное, начальник ею недоволен, она не оправдывает его надежд. Каждое оперативное совещание было для Насти Каменской пыткой, мукой мученической, она чувствовала себя на пороховой бочке, которая может взорваться при малейшей ошибке с ее сто-роны, и тогда все будут смеяться над ней и показывать пальцем: «Смотрите-ка, Каменская, голубая кровь..."

Убийц было трое – Заказчик, Организатор и Исполнитель. Лучше всех в эту ночь чувствовал себя Заказчик. Он принял решение, дал нужные указания и теперь ждал, когда ему доложат о результатах. Нет, конечно, само решение далось ему трудно после долгих раздумий и расчетов, после многочисленных попыток решить дело другими, более мягкими мерами – деньгами, уговорами, угрозами.

Из всего, что мы теряем в жизни, детсво наших детей - одна из самых тяжелых потерь

Гуров припарковал свою машину так, чтобы Виктория смогла видеть мужчину как можно ближе. Виктория вжалась в заднее сиденье. На ее лице были солнцезащитные очки. - Он? Виктория? Гуров обернулся. Они теряли время.

- Версию о хорошо продуманной и тщательно подготовленной мести я бы тоже рассмотрел, - добавил Крячко. – И версию о заказной мести. Ни одного отпечатка пальцев на личных вещах жертв экспертиза не обнаружила. Этот гений сделал все для того, чтобы мы его не нашли.

- Я попыталась пошевелиться, и мне это удалось сделать без труда Единственное, я осторожно попыталась согнуть ногу в колене, и у меня вдруг получилось. Потом я приподняла голову, чтобы посмотреть на себя, и увидела, что на мне нет одежды. Вообще! И вот тогда я заорала, как никогда в жизни.

Курепов вырубился посреди коридора. Сколько он там пробыл, не помнит. Зато потом он попал в другое измерение. Он лежал на полу в комнате с красными стенами, а свет вокруг тоже был красным. Его тело было усыпано засохшими цветами. Это были розы, почти черного цвета. Он потрогал их и осознал, что на нем нет одежды.

Гуров прибавил ходу, завернул за угол и увидел машину скорой с распахнутыми задними дверьми. И вот аккурат возле этих самых дверей происходила самая настоящая битва. Два фельдшера в форменной одежде пытались запихнуть в машину абсолютно голого парня. Им помогали два человека в штатском и один в полицейской форме.

Странно, но сладковатый аромат перегара Гуров тоже почувствовал не сразу. Наверное, хорошо поработал сквозняк, вытягивая воздух из квартиры на лестничную площадку, а не наоборот. Достичь такой степени опьянения быстро не удастся – похоже, жена Виталика начала «лечиться» как минимум несколько часов назад, а то и с прошлого вечера.

Игорь начал бестолково суетиться, а потом попытался выскочить из офиса с криком, что там тоже может быть газ. Гуров вернул его обратно, показав на открытое окно, мол, не дурите.

Гуров снова поймал себя на мысли, что Рассолкин что-то недоговаривает. Во взгляде таился фанатичный огонек. Как если бы он решил, что помощь в этом расследовании – его последнее дело. А потом… А вот что будет потом?

— Все пятеро умерли от остановки сердца вследствие воздействия газа. Но вот, что интересно: все пятеро, видимо, с едой или питьем получили релаксант. Притом мышечный релаксант, который привел к тому, что, когда они почувствовали себя плохо, просто не смогли встать.

Гуров намеренно не произнес слово «допрос», так как обе дамы грели уши за дверью. Их было хорошо видно в щель, а ему не хотелось давать им тем для разговоров. А таким достаточно одного слова «допрос» и уже через полчаса весь госпиталь будет думать, что Рассолкин – убийца, а Ткаченко подавал патроны.