Простота есть ложь. Но порой она прекрасна.

Все в этой жизни - игра. Главное, что каждый должен для себя решить - станет ли он стремиться к победе.

– Знаете, – сказал он, когда Артур приземлился рядом, – я много путешествую, и что меня всегда поражает, это уникальная неповторимость каждого пейзажа. Я недавно был в Мексике – конечно, не сравнить. Такая богатая, знаете, щедрая природа, даже слишком щедрая.

…Окажись у этой сцены свидетель, он, надо полагать, перегнулся бы через перила, ожидая увидеть внизу три изувеченных тела. Но он не увидел бы там ничего, кроме восьми небольших луж, расплющенной пачки от сигарет «Приморские» и трещин на асфальте.

Уверенным спортивным движением он вскочил на перила балкона и сел, свесив в пустоту ноги. Двое остальных, вместо того чтобы удержать его, влезли на ограждение сами. Артур проделал эту операцию без труда, а Арнольду она удалась только со второй попытки, и сел он не так, как первые двое, а спиной ко двору, словно для того, чтобы голова не кружилась от высоты.

Долетели звуки органа. Мелодия была довольно величественной, только время от времени ее прерывало непонятное «умпс-умпс»; впрочем, особенно вслушаться не удалось, потому что музыка играла очень недолго и снова сменилась голосом диктора

Главный корпус пансионата, наполовину скрытый старыми тополями и кипарисами, был мрачным серым зданием, как бы повернувшимся к морю задом по команде безумного Иванушки. Его фасад с колоннами, потрескавшимися звездами и навек согнутыми под гипсовым ветром снопами был обращен к узкому двору, где смешивались запахи кухни, прачечной и парикмахерской...

Полозков понял, что за люди пришли, и что этот визит означает. Его охватила злость и досада. Понимал ведь, что означает приезд в город такого человека, как знаменитый сыщик Гуров! Ведь это и по его душу этот самый Гуров приехал! Надо было еще тогда, пять дней назад, рвать когти, бежать без оглядки.

Капитан постучал в дверь. Она, к его удивлению, тут же открылась – словно человек стоял за дверью и ждал их. Однако никакого человека за дверью они не увидели. Открыв еще одну дверь, оказались в избе. За столом сидела и внимательно смотрела на вошедших старуха, одетая во все темное.

– Вот здесь лежал Егор Данилович. – Куда ему стреляли – в голову? – Да, убийца выстрелил жертве в левый висок. Как считают криминалисты, выстрел был произведен с небольшого расстояния – метров двух-трех.

- В ящике стола у него хранился пистолет «Макаров». Дружков взял его и стал спускаться на первый этаж – видимо, хотел понять, что случилось. Однако убийца, как видно, услышал шаги хозяина и затаился под лестницей. А когда генерал спустился, выстрелил ему в правую руку, в которой Дружков держал оружие.

– Как был убит Крапивин? – Так же, как и Кармановы, – выстрелом в голову из пистолета «люггер». Правда, убийца зачем-то стрелял жертве еще и в руки и ноги – по пуле в каждую конечность. По заключению нашего патолога, смерть Крапивина наступила около полуночи, возможно, чуть раньше.

Алевтина сделала еще три шага, заглянула в спальню – и тут наконец увидела. Всех. Здесь был и Илья, и сама Людмила, и их дети – Алексей и маленькая Ириша. Увиденное так ужаснуло Алевтину, что у нее сдавило горло: даже крикнуть не смогла.

Парень даже не вздрогнул и не пошевелился, когда Станислав, который вошел вместе со Львом Ивановичем в комнату Тони, защелкивал на его запястьях наручники. Он посмотрел на Антонину взглядом побитой собаки и горько усмехнулся.

– Я позволил себе дерзость снять с нее полотенце, – сказал медэксперт. – Иначе как бы я ее смог осмотреть. Женщину, по всей видимости, убили двумя ударами. Видите, – Новак присел на корточки и показал на рану на горле и на нож, торчащий из груди женщины.

Гуров направился в ванную. На чисто-белом кафельном полу лежало еще одно тело. Женщина была обнаженной, рядом валялось большое махровое полотенце, все пропитанное кровью или, во всяком случае, чем-то, похожим на кровь.

Подойдя ближе, Гуров обнаружил среди подушек и простыней тело мужчины лет пятидесяти пяти – все в крови. Раны были и на голове, и на лице, и на теле. Невольно создавалось впечатление, что его всего истыкали чем-то острым.

– Двойное убийство, ограбление и киднеппинг… Кажется. Я сам не совсем понял всех тонкостей происшествия. Так что будешь вникать в суть сам, на месте. Убили, как я понял, депутата городского совета и его жену. Она, кажется, режиссер-документалист. Их дочь-подросток пропала. Во всяком случае, в квартире ее не обнаружили.

Когда она села в машину, то клятвенно пообещала себе, что завтра прямо с утра пойдет в полицию и обо всем там расскажет. Шуткой было это сообщение или нет, но они будут обязаны его проверить. Просто так словами: «Помогите, он их всех убил!» – семнадцатилетняя Тоня Макарова не стала бы разбрасываться.

На потемневшем от времени верстаке лежали острые стамески, ножи, пила, рубанок, напильники. Свет включенной настольной лампы падал на вырезанные из дерева и ждущие своего часа головы, кисти и ступни. Гуров приблизился к ним – и почувствовал удар молотком в затылок.

Восемнадцатилетнюю Анну Агеенко, работавшую в «Яндекс Картах» пешим исследователем города и погибшую около года назад, маньяк заколол до смерти. Как и в случае с Вороновой, тело девушки было покрыто порезами, однако они располагались, в том числе, в области груди и паха жертвы.

В новостной кадр попали осунувшийся мужчина лет пятидесяти, рыдающая женщина без шапки и старшеклассница с рюкзаком, будто онемевшая от горя. Они стояли посреди оранжево-синего моря поисковиков и полиции, оглушенные новостью о смерти дочери и сестры, безжалостно выставленные прицелом камеры на обозрение толпы.

Орлов отвернулся, чтобы больше не видеть изувеченное, обезглавленное тело. Про таких женщин, как Ольга Воронова, хотелось думать, что они мелькают, взметнув рыжие волосы в пропахшем дымом, хвоей, мхом и болотным миртом тумане, как феи из детской книжки, которую любила слушать его маленькая дочь, когда болела.

В сверкающем корсете пышного платья зияла дыра. Босая нога в кружевной подвязке виднелась из разорванной многослойной юбки, вдоль пышных складок которой тянулись неестественно изломанные, обтянутые тугими рукавами руки. Пальцы одной из них едва касались отрубленной, увенчанной засохшими розами на синем парике головы.

Где-то внутри обожгло, и боль растеклась по груди к рукам. Она перебирала ногами по полу, как по песку, понимая, что дышать очень нужно, но будто нет сил.

Художник, отпустив руку блондинки, развернулся и, резко вытянув правую руку, ударил кулаком по симпатичному лицу шатена. Удар был сильным, он откинул высокого мужчину к его столику, на который он и приземлился. Столик под его тяжестью рухнул, а вместе с ним и все, что на нем стояло.

При этих словах, произнесенных женщиной, официант отошел от столика шатена и тот увидел, что большая ручища Бориса Глебовича схватила тонкое запястье блондинки. Та вскрикнула. – Никуда ты, – тут мужчина грязно выругался, – не пойдешь, пока я не разрешу!

«Не хватало нам еще чокнутой дамочки с манией преследования», – мелькнуло в голове Льва Иванович. Он посмотрел на Крячко, и по его глазам и выражению лица понял, что и напарника посетила точно такая же мысль.

Принесли коробку с пирожными, и Гуров, расплатившись с официанткой, направился к выходу следом за Верой Дмитриевной. Он был несколько озадачен и сбит с толку таким неожиданным жестом афериста. Но зато теперь он знал, в каком направлении будет двигаться дальнейшее расследование.

– Кто бы меня еще на этот счет спрашивал, – проворчал Лев Иванович и обращаясь к Соловьеву, сказал: – Я против вашего участия в расследовании.

– А еще через полчаса к нему нагрянули ФСБэшники и нашли у него наркотики. Стали грозить тюремным сроком, но затем сказали, что если он заплатит им миллион рублей, то все замнут. Он сказал мне, что, наверное, это было специально подстроено, но он ничего не сможет доказать, поэтому ему придется или заплатить деньги.

Только тело, даже тренированное, может в один миг разрушиться. А окрепшую душу не разрушит ни одно внешнее воздействие.

Да, истина в том, что в человеке заложено желание такой полной высшей любви, которой любит нас только сотворивший нас. И которой мы по ошибке ищем в мире людей, но никогда не найдем. Никогда и никто из людей не будет любить нас так, как мы в глубине души этого хотим!

Для начала нужно понять один важный закон жизни: случайностей не бывает. Все, что с нами происходит, буквально все, как бы мало или велико ни было, является следствием нашей жизни до этого момента и направлено к нашему благу.

Еще никто не обрел счастья, потеряв себя.

Если нас устраивают третьесортные страсти, можем учиться им у человечков из телевизора. Если мы хотим совершенной любви, придется учиться ей у Бога. Его удивительная любовь — вот пример для нас. И мы способны любить так!

– Знаете, – сказал он, когда Артур приземлился рядом, – я много путешествую, и что меня всегда поражает, это уникальная неповторимость каждого пейзажа. Я недавно был в Мексике – конечно, не сравнить. Такая богатая, знаете, щедрая природа, даже слишком щедрая.

Только неудобное устройство ротовых органов удержало Сэма Саккера от самодовольной гримасы. Он выглядел совсем иначе: он был светло-шоколадной раскраски, с изящными длинными лапками, поджарым брюшком и реактивно скошенными назад крыльями; если изменившиеся лица Артура и Арнольда заканчивались толстым штырем, похожим не то на иглу титанического шприца

…Окажись у этой сцены свидетель, он, надо полагать, перегнулся бы через перила, ожидая увидеть внизу три изувеченных тела. Но он не увидел бы там ничего, кроме восьми небольших луж, расплющенной пачки от сигарет «Приморские» и трещин на асфальте.

Уверенным спортивным движением он вскочил на перила балкона и сел, свесив в пустоту ноги. Двое остальных, вместо того чтобы удержать его, влезли на ограждение сами. Артур проделал эту операцию без труда, а Арнольду она удалась только со второй попытки, и сел он не так, как первые двое, а спиной ко двору, словно для того, чтобы голова не кружилась от высоты.

Долетели звуки органа. Мелодия была довольно величественной, только время от времени ее прерывало непонятное «умпс-умпс»; впрочем, особенно вслушаться не удалось, потому что музыка играла очень недолго и снова сменилась голосом диктора

Главный корпус пансионата, наполовину скрытый старыми тополями и кипарисами, был мрачным серым зданием, как бы повернувшимся к морю задом по команде безумного Иванушки. Его фасад с колоннами, потрескавшимися звездами и навек согнутыми под гипсовым ветром снопами был обращен к узкому двору, где смешивались запахи кухни, прачечной и парикмахерской...

Любимый… самый невероятный, надежный, мужественный и неземной человек этой Вселенной. Какое же у тебя всеобъемлющее и доброе сердце! Я подхожу к нему и обвиваю руками за талию, давая понять, что я всегда буду рядом, в любую минуту, в горе и радости.

— Ох и вляпались мы с тобой, Снеговик, — улыбается Егор. — Ты ведь понимаешь, что я тебя больше не отпущу? Оказывается, я тот еще собственник. Мне очень понравилось, что моя девушка болела за меня на трибуне и выкрикивала мое имя громче всех.

Я приму любой его выбор. Пойму, если он отвернется. Знаю, что потом мне будет плохо, и я, возможно, еще долгое время не смогу собрать разбитые кусочки в единое целое. Но я также знаю то, что даже тогда не перестану любить его — парня с чистой душой, огромным сердцем и «грустными бровями».

После всего, что наворотила, я ничего не жду от Егора. Просто мне важно признаться в своих чувствах к человеку, рядом с которым хочется смеяться, радоваться и разделять боль на двоих.

Теплый, пушистый Снеговик с широкой душой и огромным сердцем… Откуда ты взялась такая, зачем показала, как бывает по-настоящему тепло и комфортно, а потом отобрала эту иллюзию дома? Зачем позволила мне узнать, каково это — нуждаться в человеке? Теперь на меньшее я уже не согласен.

Удивительно, но с Верой я стал чаще улыбаться, хотя считал, что эта функция у меня давно заблокирована. Как-то легко этой девушке, смешно надувающей щеки, удалось подобрать ключ от сложной блокировки.

— Безумный! Тебя ищет вся полиция Кере- песа! Говорят, будто ты здорово поколотил пал- кой господина Циннобера. Чуть все кости ему не переломал. Беги, скрывайся, пока тебя не арестовали и не кинули в темницу.v

И вдруг малютка затих, бла- женно прикрыл глаза и замурлыкал, прижимая кулачки к сморщенному старческому личику. Его взбитые колтуном непослушные волосы удиви- тельным образом распрямлялись и ложились на плечи мягкими, густыми волнами.