...нельзя предавать отцов. Нельзя, иначе мы убьём сами себя, своих детей, своё будущее. Мы разорвём мир надвое, мы выроем пропасть между прошлым и настоящим, мы нарушим связь поколений, потому что нет на свете страшнее предательства, чем предательство своего отца.

С бокалом вина я иду туда и опускаюсь на траву рядом с единственной клумбой, разбитой в нашем саду. Меня часто сюда тянет; просиживаю здесь часами, пытаясь вспомнить прошлое и предугадать будущее. Я понимаю, почему Мэгги выбрала именно это место. Оно скрыто от посторонних глаз. И отлично подходит для могилы.

Сделав над собой усилие, Нина заглянула мне в глаза. – Я прочитала, в чем его обвиняют. Не могу поверить. Он не был жестоким и не мог так поступить. – Порой мы думаем, что знаем человека, а на деле… – Но я действительно знала Джона! – Я тоже думала, что знаю твоего отца. – Джон не мог убить. Разговор начал мне надоедать. Я отложила столовые приборы. – Полиция и присяжные с этим не согласны.

Рядом с текстом две фотографии Джона. На одной из них он на сцене – такой, каким я его помню, одержимый и прекрасный. На другой, сделанной сокамерником и проданной журналистам, – седой бородатый мужчина с потухшими глазами. Очевидно, длительное заключение высасывает из человека жизнь. Я вижу, как что-то похожее происходит с Мэгги, а ведь она пробыла наверху не так уж и долго.

Он, наверное, один из тех, кто обирает обездоленных, доверчивых, одиноких женщин, обещая счастье и любовь до гроба, как в сериалах. Сидит сейчас в интернет-кафе где-нибудь в Восточной Европе и придумывает, как бы половчее меня облапошить. Честно признаюсь, раньше я считала женщин, ведущихся на такую переписку, полными дурами, но теперь, неделю пообщавшись с Бобби, начала их понимать.

Слова слетают с моих губ вместе со слюной и кровью. Я больше не контролирую себя и бью ее наотмашь по голове кулаками – чем больнее, тем лучше. Когда хватаю с полки бутылку с отбеливателем и откручиваю колпачок, Мэгги руками закрывает лицо. – Ты сама меня вынуждаешь! – рявкаю я. – Ты заставила меня поверить в то, что я недостойна любви и заслужила все, что случилось. Но ты ошибаешься!

Однажды я сказала ей, что еще на этом свете она превратилась в привидение, блуждающее по дому. Ответом был смех и обещание всегда, даже из могилы, следить за мной. Ответ не без злорадства, но, как ни странно, ее слова принесли успокоение. Уж лучше жить в доме с мстительным духом, чем одной. Одиночество пугает меня больше всего на свете.

Сам человек не знает своего подлинного лица. Каждый из нас видит себя в наилучшем свете, кичится собой, надевает маску и принимает ее за свое подлинное лицо.

Когда-то давно муж рассказал мне, девочке, о чулане души. В этом чулане сидит кукла с большими глазами, и как только наступает ночь, она оживает и начинает танцевать. Вот и в моей душе живет и танцует такая кукла. Вы, наверно, спросите, кто из нас подлинная я? Но я этого не знаю.

— Нет. Понимаешь... Почему-то в тот момент, и во второй раз, я не испытывал никаких угрызений совести. Скорее я наслаждался красотой пламени горящих домов, — ответил он, уставившись в потолок.

— Тогда скажите: могут в одном человеке ужиться два разных характера? — Разумеется. Любой человек в обществе — один, а наедине с собой — другой. Это и вас касается.

Поэзия обладает взрывной способностью, ибо она выставляет тебя напоказ, разрывает тебя на куски. Ты решаешься не доверять себе самому, дерзаешь не повиноваться. Вот она, идея - не подчиняться никому. Однако главное - не подчиняться себе. "Чилийский поэт".

Но с Чеховым у них не заладилось, а вот с Кафкой, что любопытно, получилось чуть лучше; тем не менее, как говорится, ущерб уже был нанесен. "Бонсай".

В тот момент, когда мы восторгаемся изображением, по сути, происходит знакомство с человеком, который близок нам по духу и мыслям. Мы вступаем в диалог с автором: соглашаемся, возражаем, спорим. Наверное, это один из самых потрясающих эффектов в фотографии.

Она в один миг создала целый мир и окрасила его в разные цвета. Я никогда не видел столько цветов. И впервые чувствовал себя причастным к этому миру.

Самое большое поражение приходит с наступлением рассвета, когда кажется, что ты уже победил. Когда распускаешь крылья и вдруг попадаешь в острые сети. Туда, где умирают бабочки.

Если ты когда-то потерял что-то очень важное, однажды оно вернется к тебе, пусть и не в таком же образе.

Парень с глазами цвета грозового неба — моя ошибка, мой неверный шаг в пропасть. Но в то же время это самый упоительный нелогичный поступок в моей жизни.

Я, как глупый мотылек, вдруг захотела полететь на пламя, которое сожжет дотла, в котором мои крылья превратятся в пепел.

Просто иногда наступают такие моменты, когда человеку нужен человек. Чужое плечо, чьи-то горячие ладони, объятия. Обнимая друг друга, мы пытались излечить неизлечимые раны. Да, чудес не бывает, но в пик всепоглощающего отчаяния кто-то должен быть рядом.

Я действительно считала, что любовь – это осколочные мины, слезы и кровь. Я не знала, что она должна бы делать тебя легче, а не тяжелее. Я не знала, что благодаря ей становишься лишь мягче и нежнее. Я считала, что любовь – это безжалостная война. Я не думала, что… что любовь – это как раз мир.

Избранные никогда не ведают, что они избраны.

Есть границы, которые не следует пересекать. Но вот однажды их пересекаешь. И внезапно тебе открывается крайне опасная информация: оказывается, ты можешь нарушить правила – и мир при этом не рухнет.

— Дыши, — сказала Иданн, и Эвер обнаружил, что задыхается, открывает и закрывает рот, но не может наполнить грудь воздухом. — Хочешь, я убью их? Хочешь, я убью их всех?

Если что-то нельзя доказать словами, можно попытаться это сделать поступками.

Если люди не хотят вести себя разумно, я их заставлю.

Что бы с ним ни сделали, какую бы ненависть он ко мне ни испытывал, я должна его спасти.

Никто не должен догадаться о том, что великая Иданн Окайро потеряла хватку, лишившись памяти. Стоит врагам узнать, что в твоих доспехах возникла брешь, и желающий нанести удар в уязвимое место тотчас найдется.

— Память уже потеряла. Терять еще и голову нет желания.

Я один на белом свете, никому до меня нет дела. Все, кто на моих глазах добивается успеха, отличаются бесстыдством и жестокосердием, а во мне этого совсем нет. Они ненавидят меня за мою уступчивую доброту.

Душевная чистота, отсутствие каких бы то ни было недобрых чувств, безусловно, способствуют продлению юности. У большинства красивых женщин прежде всего стареет лицо.

Роман — ведь это зеркало, с которым идешь по большой дороге. То оно отражает вам лазурь небосвода, то грязные лужи и ухабы.

Есть ли на свете хоть одно сердце, которое бьётся для меня?

Она так бранила Жюльена за его безрассудство, когда он явился к ней в прошлую ночь, что теперь дрожала от страха: а вдруг он сегодня не придет?

– Послушайте, а вы бы могли не нырять, когда я рассказываю? Это несколько раздражает, – укорил он. – Да тону я, не видишь?! – из последних сил просипел Иван. – Боже мой, что ж вы молчите?!

– Она ведьма. – Она сперва человек.

Возможно, скоро до нее дойдет, что никакой свободы тоже не существует – все от кого-то или от чего-то зависят…

– Я построю корабль, – объявил он. Водяной показательно огляделся. – Да где ж тут плавать? – удивился он. – Летучий корабль, – улыбнулся Иван

А я не хочу, не хочу по расчету! А я по любви, по любви хочу!