Мужчина в одиночестве рисует на стене при тусклом свете масляной лампы. Необычная картина. В центре композиции – большое дерево; его толстый ствол похож на человеческое тело – он подобен длинному вытянутому туловищу. Посередине ствол расколот надвое, из разлома вывалились человеческие скелеты. Все кости на месте – один, два, три – всего четыре скелета…

Еще раз взглянув на крышу, мужчина обнаружил, что таинственный человек в зеленом так и остался сидеть на крыше в прежней позе, словно с уходом бури время для него остановилось. Однако теперь можно было разглядеть бледный цвет его лица и лишенный выразительности взгляд.

Твоя безопасность — главное для меня. Ты можешь не одобрять моих методов, но знай: все, что я делаю, я делаю для твоей защиты.

— Я поднаторела в искусстве таить обиды. — Ты также поднаторела в искусстве прощать мужчин, которые не заслуживают твоего прощения.

— Я твой монстр. Тот, который будет противостоять всем остальным, чтобы защитить тебя.

Ты управляешь многим, Лоркан Рибио, но ты определенно не способен управлять ритмом моего сердца.

Моя душа желает свободы, и никто, кроме короля воронов, не способен мне ее предоставить.

Тюрьма в небе все еще тюрьма. И никакие звезды не придадут ей лоска.

— И про всех хватает, и Господь подает!.. Даже смотреть приятно: идут и идут все с хлебцем; одни обертывают ломти в чистую холстинку, другие тут же, на камушках, вкушают Мы складываем благо- словение в особую корзинку с крышечкой, Горкин ку- пил нарочно: в пути будем вкушать кусочками, а по- ловинку домой снесем — гостинчик от Преподобного добрым людям. Опускаем посильную лепту в кружку, на которо

На большом подносе — на нем я могу улечься — темнеют куличи, белеют пасхи. Розы на куличах и красные яйца кажутся черными. Входят на носках двое, высокие молодцы в поддевках, и бережно вы- носят обвязанный скатертью поднос. Им говорят тре- вожно: «Ради Бога, не опрокиньте как!» Они отвечают успокоительно: «Упаси Бог, поберегемся». Понесли святить в церковь.

— Жениться не намерены? — Нет. — Отчего? — У меня слабый характер. — Это видно! Это сразу видно! Но что же вы за- стенчивы, — вы боитесь женщин… да? — Некоторых боюсь. — И хорошо делаете! Женщины суетны и… есть очень злые, но ведь не все женщины злы и не все об- манывают. — Я сам боюсь быть обманщиком.

Народ сбирался на улице. Длинная плетеница парней и девушек, впереди которых шла Дарья, выходила за околицу «выкликать весну». Звонкая песня огласила окрестность: — Весна, весна, красная! Приди, весна, с радостью! Весна красна, на чем приехала? На сошечке, на бороночке!.. И никогда еще ни одна песня не отзывалась так ра- достно в кроткой душе Андрея!

Все выне- сет человек века: вынесет названье плута, подлеца; ка- кое хочешь дай ему названье, он снесет его — и только не снесет названье дурака. Над всем он позволит по- смеяться — и только не позволит посмеяться над умом своим. Ум его для него — святыня. Из-за малейшей насмешки над умом своим он готов сию же минуту по- ставить своего брата на благородное расстоянье и по- садить, не дрогнувши, ем

Вот какого рода объятье всему человечеству дает человек нынешнего века, и часто именно тот самый, который думает о себе, что он истинный человеколю- бец и совершенный христианин! Христианин! Выгна- ли на улицу Христа, в лазареты и больницы, наместо того, чтобы призвать Его к себе в домы, под родную крышу свою, и думают, что они христиане!

Мало кто у нас знает село Кукобой, расположенное в Ярославской области. А между тем – это с недавних пор официальная родина Бабы-яги. Не одному же Деду Морозу в Великом Устюге резиденцию иметь. Благо, Баба-яга не просто фольклорный персонаж, а, судя по всему, Первопредок, с корнями в Античности и обширной зарубежной роднёй.

Проанализировал тут свои эфиры и стримы, и реакцию на них публики. Понятно, что как себя со стороны послушаешь, чёрт-те что, а не эфиры. Злобный, как медведь-шатун, которого бессонница из берлоги подняла, бродит по лесу, так и ищет, кого подмять. На восторженные вскрики и славословия гению начальства в лучшем случае молчишь, а нет-нет и выскажешься на тему того, какие чувства всё это возбуждает.

Завтра была победа... Та, которая Победа... Такое было счастье, когда о ней объявили... Папа с мамой рассказывали, что после этого в небо начали стрелять все те, у кого было из чего. Кто трассерами, кто так, обычными. Патронов было в стране море. Да и оружия... Бандитизм военный и послевоенный был страшный. Отец тогда в Институте связи в Одессе учился. Девочек с трофейным парабеллумом провожал.

С Китаем мы теперь дружим, а Запад с нами нет? Как там в холодную войну было? «Сталин и Мао слушают нас»? Ну теперь слушают Путин и Си. Или не слушают. Оба люди вполне самодостаточные. Чего им голос улиц слушать? Других дел, что ли, нет?

Протесты, революции, перевороты... Не из них жизнь складывается, хотя понимать, что происходит, надо. Просто для того, чтобы под каток самому не попасть и, в случае чего, успеть семью спасти. Нету в этом мире светлого будущего, и не будет его. Вот теоретически было оно впереди, в молодости его ждали и надеялись на него, а ведь мы сейчас в нём, в этом будущем, живём. Нравится? А-а! То-то же...

Автор расстраивать читателя не намерен. Сказано уже: времена были коронавирусные, но довоенные. Громыхало на окраинах страны и по периферии, но оптимизма по части мироустройства в то время было куда больше, чем сейчас, так что, хотя некоторые вопросы к тому, что происходит на планете, были, но не такие, как сегодня.

Толчок ногой, прыжок вперед и Шелестов, преодолев расстояние в три метра, резким ударом рукояткой финки в голову, свалил японского офицера. Солдаты успели отреагировать, но оказать сопротивление русские им не дали.

Подняв двумя руками пистолет, Коган прицелился и дважды нажал на спусковой крючок. Парамонов и Копаев налегли на весла, подгоняя шлюпку к катеру. Но тяжелая вместительная шлюпка слишком инертна, для того чтобы сразу сдвинуть ее с места и подогнать к борту.

Американские пилоты не заслуживали такой ужасной смерти. Скорее всего, они были мертвы, они, скорее всего, погибли во время крушения самолета. А сейчас носовая часть самолета медленно погружалась в темную пучину океана.

Удар был страшным. Шелестову показалось, что сейчас самолет разлетится на куски, что его внутренности превратятся от такого удара в кашу. Привязные ремни резко впились в тело. Максим услышал плеск воды, потом брызги полетели ему в лицо, а ноги сразу по колено оказались в воде.

Еще один взрыв. Даже через закрытые веки Парамонову показалось, что он увидел огненную вспышку. А потом соленая вода хлынула ему в горло. Отплевываясь и кашляя, он стал грести руками, пытаясь выплыть из пучины.

Парамонов не успел договорить. Яркая вспышка на носу на миг ослепила его и рулевого. Палубный настил вспучился горбом. Несмотря на шторм, Парамонов слышал, как топают ноги моряков, как на палубе уже расчехляют 45-мм пушки и крупнокалиберные ДШК.

Женщины ахнули, а фигура в женской одежде вдруг кинулась к одному из автоматчиков и повалила его на землю. Блеснуло лезвие ножа, клинок мгновенно перерезал горло фашиста. Из кустов вылетел второй разведчик, без единого звука он вогнал нож в горло другого немецкого солдата.

Пашка кинулся к краю, а потом тут же рванул подальше от обрыва, чтобы натянулась веревка, что соединяла их. Крюк и его тело удержали Шубина от падения в пропасть. Разведчик резко остановился и повис в воздухе, веревка на поясе впилась в тело, так что кожа чуть не лопалась от давления.

– Все хорошо, хорошо, – он заснул себе дуло в рот и спустил курок. От выстрела затылок разлетелся, ошметки и кровавые сгустки растеклись по стене штаба. С ругательствами майор подлетел к самоубийце и, с размаху пнув его в грудь, вырвал пистолет из обмякших рук.

Договорить он не успел: резким движением заключенный вырвал пистолет из его пальцев, как только майор отвернулся в сторону капитана Шубина. – Стой, сука! Табельное отдай! – успел он выкрикнуть.

Парень вдруг побледнел, он резко нагнулся и схватил палку, лежащую на земле. Сук взлетел вверх и с размаху опустился на ладони женщины, от удара кожа лопнула, кровь брызнула красными каплями на форму разведчика. Пленница закричала и отклонилась назад.

Растерянный разведчик оглянулся на гарнизонного командира, потом на листок приказа перед ним на столе. Такого поворота событий он не ожидал, что угодно – отправка на передовую, перевод в другой род войск, даже комиссование по состоянию здоровья, но – организация школы разведчиков?

Рабочий сначала не почувствовал боли, только странную слабость в ногах. А двое незнакомцев, пригнувшись, метнулись за ящики с оборудованием. Держа руку на животе, он ощутил, что ладонь становится мокрой. Он медленно стал сползать по ящику на землю. И не было сил позвать на помощь…

У самого Когана был только пистолет с запасной обоймой в кармашке кобуры и еще двумя обоймами, которые он по привычке держал в планшете, еще год назад пришив изнутри два кармашка для пистолетных обойм. Но с таким арсеналом отбиться от головорезов с автоматами было невозможно.

Буторин успел сорвать с себя портупею и, упав на живот на твердом месте, бросил конец ремня Шелестову. Максим успел поймать конец кожаного ремня, стиснул его пальцами, но рука все время соскальзывала.

Кажется, стрелок перемещается влево: дальше от того места, где наверх поднимется Коган и ближе к Шелестову. Надо как-то помешать ему! И Буторин старательно прицелившись, выстрелил в камень, за которым по его предположению, должна находиться голова горца.

Шелестов выскочил из-за камней и сделал вид, что бросился в сторону машины, но тут же изменил направление и перебежал к другой груде камне. Пуля тут же ударилась в землю, подняв фонтан земли и мелких камней. И сразу в ответ хлестнули два пистолетных выстрела.

Пуля коротко свистнула и ударилась в камень в метре от Шелестова и рикошетом ушла в сторону, протяжно взвизгнув. Оперативники пригнулись и бросились в разные стороны за камни. Судя по всему, стрелок располагался в скалах выше входа в горизонтальную штольню.

Старый монах с побледневшим лицом заваливался на один бок. Он хватал рукой воздух, как будто хотел что-то сказать. Нина громко закричала и бросилась к старику, помогая ему лечь. На его груди расплывалась пятно крови.

Двое тяжело раненных ворочались на земле, а третий, оставшийся в живых отбежал в сторону, схватил какой-то предмет, чиркнул зажигалкой и поджег фитиль. Зыков догадался что в его руке была бутылка с зажигательной смесью. Если он ее швырнет в машину, то факел будет приличный, и дыма будет столько, что этот человек сможет скрыться.

Реакция у капитана все же была отменной. Он тут же вскинул руку с пистолетом и тишину нарушил пистолетный выстрел. Бандит рухнул на камни лицом вниз и остался лежать не шевелясь. Теперь автоматчики вместе с Бойко бросились вперед не скрываясь.

Алексей схватил немца сзади сгибом локтя за горло и поставив колено под поясницу, рывком бросил противника на землю. Падение несколько оглушило немца, и Алексей резко нанес удар немцу кистью руки по горлу. Тот захлебнулся криком от боли, но автомат, ремень мешали солдату, а у Зыкова была полная свобода действия.

Зыкову показалось, что Жуков в темноте сцепился с немцем в рукопашной схватке, он хотел броситься на помощь, но тут водитель перевернулся на бок и почти над самой головой лейтенанта дал две длинных автоматных очереди. Кто-то упал в темноте, кто-то выругался.

Взрыв полыхнул впереди с такой яркостью, что в закрытых от неожиданности глазах мгновенно запрыгали зайчики. Водитель резко нажал на тормоз, а ночь уже наполнялась стрекотом очередей «шмайсеров», сочными очередями ППШ, хлесткими винтовочными выстрелами.

Т-34 прошел метров сто, все сильнее замедляя движение, гусеницы с каждым метром все ниже и ниже забуривались в хрупкий покров, закапывая сами себя в рыхлом сугробе. Танк дернулся, беспомощно завыл и задергался от высоких оборотов, не в силах вылезти из снежного плена.

Танк вдруг загудел огромным железным колоколом, вздрогнул и застонал всеми металлическими частями. От неожиданности Соколов ударился лбом о край перископа так, что из разбитой брови потекла струйка крови, заливая глаза. Подбили!

Огонь! Наконец-то “тигр” дернулся от удара, полыхнул оранжево-алым цветом, отчего остановился так резко, что остальные машины на ходу начали врезаться в подбитый танк.

Выстрел! Мелькнула вспышка прямо перед лобовой частью переднего “тигра”. Попадание! Но огненный шар был слишком слабый, он вспыхнул и рассыпался искрами от удара о бронелист, не пробив дыры в отделении управления, как хотел Соколов.

Один из умирающих немецких лыжников в последнюю секунду нажал на спусковой крючок и выпустил из сигнального пистолета зеленую ракету, которая просвистела в небо ввысь и опала черным пеплом на снег.

Дорога вся была выложена обгоревшими телами людей: за рулем перевернувшихся грузовиков застыли водители с остекленевшими глазами, на обочине и в кювете лежали расстрелянные из германских минометов или пушек советские бойцы.