Женя и сам пытался всматриваться в стоявших на мавзолее людей. По правую руку от Сталина можно было различить Молотова, по левую — Берию. Остальных Ануфриев не мог разглядеть. Но обратил внимание, что Сталин периодически обменивается репликами то с одним, то с другим соседом.

Среди раненых оказался заместитель командира капитан Захаров. Он полулежал на лестнице телеграфа, прижимая ладонь к животу, откуда сочилась кровь. Рядом валялась пробитая осколком полевая сумка, которая и спасла капитана от смертельного ранения.

Возле диетического магазина, где недавно была длинная очередь, ползали и кричали десятки людей. На мостовой виднелись красные пятна. На проезжей части стояло несколько легковых автомобилей со спущенными скатами и побитыми стёклами.

7 октября бригаде было приказано сформировать отряд подрывников для минирования важных объектов и сооружений государственного и оборонного значения в Москве и на подступах к ней. Это была первая серьёзная работа.

Прежде чем Гуров понял, что происходит, на его бедную голову обрушилась целая вселенная. Стараясь удержать равновесие, он сделал неуверенный шаг вперед, качнулся и нашел спасение, схватившись за края стола. Второй удар сломал его окончательно.

- Этот писатель работал корреспондентом в какой-то газете, что дало ему возможность осветить подробности неправомерных действий судьи, которая отпустила на свободу отпетых ублюдков. После этого он стал получать угрозы, а потом у него похитили дочь.

- Банду судили в несколько этапов. Процессы проходили в Мосгорсуде. И это был театр, скажу я тебе. Каждый, кто попал на скамью подсудимых — каждый, Гуров! - получил намного меньший срок, чем запрашивало обвинение.

Он хотел было приложить руку к лицу, но не смог — обе руки были крепко зафиксированы за спиной. Тот, кто определил Гурова в это помещение, заботливо прислонил его податливое тело к кирпичной стене.

Из-за угла дома выкатилась уж знакомая машина. Гуров инстинктивно сполз вниз по сиденью — издалека никто и не увидит, что в салоне «Форда» кто-то есть.

Встретить бандитов по дороге на работу, пусть даже случайно, Гуров считал великой удачей, и всегда имел наготове план последующих действий.

«Не вычёркивай меня из списка!» – вдруг вспоминаю я, и стою оглушённая, не вытирая слёз, под цветущими деревьями, под легчайшими облаками, – посреди жизни, весны, солнечных пятен на тротуаре, снующих-свиристящих в кронах миндаля птиц...

Как поразительно величие бытия, объемлющего весь этот прекрасный мир, где даже столь малые птахи имеют, как щеголиха – платья, по нескольку имён! Что за дивный список составил для каждой живой души наш щедрый Создатель...

– Как твоя работа, – спрашивает. Я привычно отвечаю: – Ты же знаешь, моя работа – книжки писать. Я пишу книжки. – И что, они где-то продаются? – Да, в сущности, везде. – Ты принеси мне, я почитаю, дам Илье читать... – Конечно, принесу, – вздохнув, отвечаю я. А она добавляет: – Уж, пожалуйста, не вычёркивай меня из списка. И эта фраза наотмашь бьёт в моё несчастное сердце.

А живая жизнь всё длится, обнаруживая удивительные переклички нрава и повадок через поколения.

Детство не подлежит уценке. Ребёнку должно быть интересно. А мы всегда – дети, мы по-прежнему дети, и сердца наши, – как поёт второстепенная героиня в повести о молодом художнике, которую вы сейчас откроете, перелистнув страницу, – «наши сердца не имеют морщин».

Моя личная родня была неистова и разнообразна. Чертовски разнообразна касательно заскоков, фобий, нарушений морали, оголтелых претензий друг к другу. Не то чтобы гроздь скорпионов в банке, но уж и не слёзыньки Господни, ох нет. С каждым из моей родни, говорила моя бабка, «беседовать можно, только наевшись гороху!».

Затолкав брезент под мотор, разведчик перерезал ножом трубку подвода топлива от бензобака к карбюратору, заставив бензин вытекать из нее, обильно поливая все то, что было под мотором.

Потом стрельба повторилась. Кто закричал. Донеслись вопли от боли, от страха, от разносящейся смерти. Клюев мстил. Ему начали отвечать хлопками одиночных винтовочных выстрелов. Застучал немецкий автомат. Прогремел взрыв гранаты…

Щукин сразу сообразил, что ему лучше сейчас сойти за контуженного или раненого в результате артиллерийского удара солдата противника. Обилие крови на левой стороне его головы говорило именно об этом.

Земля взрывалась и взлетала на воздух раз за разом, пока в нее падали снаряды артиллеристов родного полка разведчиков. Наконец раздался особо сильный взрыв. За ним последовал еще один, и еще, и над их головами пронеслись комья земли, обломки дерева.

– Так что же ты, гад, так подвел меня! – почти прокричал он автомату, сотрясая его в руках. – Я же из-за тебя чуть дух не испустил! Как же я с тобой дальше воевать буду, а?!

Он расстегнул китель на груди мертвого гитлеровца и обнажил для демонстрации плечевую часть тела: – Смотри, синяки и ссадины. Значит, рацию тяжелую тащил на себе и натер кожу.

Скорее всего, она не боится проиграть, не думает, что Поляков может оказаться сильнее. Слишком уверена в своих силах. Но просто напасть на него в темном закоулке — нет. Не интересно. Не ее стиль. Ей нужна охота. Бег. Радость погони. Хрип загнанной жертвы. Это для нее победа. А убийство — просто заключительный аккорд в сыгранной ею мелодии.

И тут у меня перед глазами картинка из прошлого встала: гранатовые капли на белом снегу, извивающееся голое тело в перекрестьях кровавых линий, в воздухе звенящая боль, как северное сияние, хрустальными струями переливается. Вспомнилось, как хотелось опустить руку в теплую багровую лужицу… Не назад я понеслась — вперед.

Недавно книгу прочитала. Так — муть, фантастика. И прочитала-то случайно, в кафе с буккроссингом с полки взяла наугад. Пока пила кофе, пролистала. Зацепило. Потом в инете нашла. Там про средневековую Японию — не настоящую, выдуманную. Как говорится, авторская версия. А суть в том, что убитый человек, жертва, возрождается в теле убийцы. Выдумка? Конечно. Но ведь все выдумки приходят откуда-то.

Я не собиралась начинать новую жизнь. Это она догнала меня, ударила по голове что есть силы. Проломила мне башку. И из дыры дымной вонючей струйкой улетучились мои последние пятнадцать лет.

В нос, только что отмороженный, бесчувственный, хлынули запахи. Много запахов. Оглушили грохотом. Я и не подозревала, что запахи имеют цвет, да еще и звучат. Раньше что? Ну, кофейком бочковым из буфета тянет, в столовке — рыба жареная, рассольник. Просто, обыденно. А тут все сразу по-другому стало.

Бегать собрался, уже кроссовки надел — звонок. Еще один труп... Адрес? Ясно... Отбегал я на сегодня. И еще кто-то отбегал навсегда.

Их покой дарует мне успокоение и чувство удовлетворения сильнее, чем месть.

Я девушка, которая должна убить тебя. — Мой голос разрезает воздух, как кнут. — И если ты не уйдешь из замка со мной, клянусь, я сделаю это прямо сейчас.

Жгучая ярость опаляет вены. И я с радостью поддаюсь ей. Гнев намного полезнее печали. Годарт жив и здоров потому что поменялся местами с Аилессой. И, клянусь, я заставлю его заплатить за это.

Что же это за любовь, если ты ее никогда не показываешь.

Любовь — это выбор. Ей никто не указ.

Тяжело любить после того, как у тебя разбилось сердце. Это больно. Но оно того стоит. Ведь, посмотри, тебе снова предстоит испытать… Настоящую любовь.

Счастье приходит не тогда, когда ты к этому готова. Иногда оно приходит раньше, когда ты еще в растерянности. И я подумала, что, когда это случится, можно пропустить его, как не нужный тебе автобус.

Когда теряешь любимого, трудно представить себе, что когда-нибудь тебе станет легче. Но это обязательно произойдет. Ты никогда не избавишься от печали. Но это то, с чем можно научиться жить. Ты начинаешь понимать, что печаль постоянна. Что речь идет, скорее, о ремиссии и рецидиве, но не об исцелении.Ты должна пройти сквозь это, проплыть словно в подводном течении.

Я выстраивала свою жизнь, исходя из того, что мне хотелось увидеть все, что только есть необыкновенного, но я тогда не осознавала, что необыкновенное – повсюду.

Думаю, каждый из нас переживает такой момент, когда его жизнь раскалывается надвое. Когда оглядываешься на свою линию жизни и где-то там видишь острый зубец, какое-то событие, изменившее тебя больше, чем все остальное. Может быть, это нечто удивительное. Может быть, нечто трагическое. Но когда это происходит, оно окрашивает твои воспоминания и меняет взгляд на жизнь.

Мы не видали Ее. Но мы знаем и чувствуем безошибочным внутренним чувством, что часто-часто задумчивый и заботливый взор чудной Матери-Девы останавливается на нас.

Ужасы жизни меркнут пред сиянием дивных картин, навеваемых на душу Ее благодатной силой. Вместо земного раздора и земных уродств восхищенному взору открываются райские дали, сонмы светлых небожителей, сверкание лучей славы Божьего Престола..

бращаемые к вере апостолами, с проповедью обходившими вселенную, новые христиане стремились видеть Богоматерь, Которая одним Своим видом свидетельствовала о том, что Родившийся от Нее был воплотившийся Бог.

Как мы уже выяснили, наличие Физики власти делает государство полноценным. Можно реализовывать экономические проекты, развивать экономику, делать то, что считаешь нужным. Например, СССР принял решение построить железную дорогу, которая войдет в историю громкой аббревиатурой БАМ.

Бывали министры ельцинского розлива, его дочь Татьяна Дьяченко, Борис Березовский. Это был неформальный клуб, который оказывал огромное влияние на политику и медийную сферу России.

Что сегодня вкладывают в наши умы газеты и телевидение? Какие идеалы и какие примеры показывают молодежи? Что за дорожные знаки развешаны в современном информационном пространстве? В конкурсе «Евровидение» участвует трансвестит. Мужчина с черной бородой и усами, с длинными женскими волосами, в блестящем платье.

Его «обещалки» сыграли с ним злую шутку. Ведь главные обещания относились не к украинскому народу, а к американскому послу. Вот за это его и сделали главой страны «в три тура». Но даже патроны из США, при всей преданности Ющенко не смогли дать ему власть еще раз.

Памятник погибшему от рук убийц императору Павлу Петровичу был поставлен в 1851 году в пригороде Петербурга Гатчине — там, где долгое время жил государь и его семья.

Но вернемся к Февралю 1917-го. Ведь кроме заговора военных произошел и заговор в семье Романовых. Идея была колоссальной по своей наивности и глупости. Во время войны поменять «плохого» Николая на «хорошего» наследника цесаревича Алексея или другого представителя династии.

— Блум, — говорит он твердым, властным голосом. В этом голосе нет ни удивления, ни злости. Скорее, произнесение моего имени — факт, который ему не очень приятен.

Я сжимаю челюсти: — Подсунем им троянского коня.

Кево — как большой неразрешимый кубик Рубика. Кубик Рубика, который перестраивается всякий раз, когда я чувствую, что на шаг приблизилась к разгадке.