Вернее, не сам отказался, под страхом трибунала ему запретили выпивать больше рюмки в день. Свою норму на сегодня он, к своему сожалению, уже выпил, а рисковать и наливать еще, опасно. После второй его будет не остановить, сорвется. И он об этом прекрасно знает.

Она не плакала почти два года. С тех самых пор, как они с отцом похоронили ее маму. Не плакала она даже, когда на катке поскользнулась и сильно вывихнула ногу, после чего неделю провела с тугой повязкой. Не плакала, когда выяснилось, что у ее отца и младшего братика та же проклятая болезнь, что забрала ее маму. Даже тогда девушка не проронила ни слезинки.

— Сколько я показываю пальцев, Уинстон? — Четыре. — А если партия говорит, что их не четыре, а пять, — тогда сколько?..

Если ты в меньшинстве — и даже в единственном числе, — это не значит, что ты безумен. Есть правда и есть неправда, и, если ты держишься правды, пусть наперекор всему свету, ты не безумен.

Массы никогда не восстают сами по себе и никогда не восстают только потому, что они угнетены. Больше того, они даже не сознают, что угнетены, пока им не дали возможности сравнивать.

Каких взглядов придерживаются массы и каких не придерживаются — безразлично. Им можно предоставить интеллектуальную свободу, потому что интеллекта у них нет.

Иерархическое общество зиждется только на нищете и невежестве.

Власть — не средство; она — цель. Диктатуру учреждают не для того, чтобы охранять революцию; революцию совершают для того, чтобы установить диктатуру. Цель репрессий — репрессии. Цель пытки — пытка. Цель власти — власть.

Лиза встала рано. Собралась быстро, потому что собирать было особо нечего. Всё уже давно лежало в рюкзаке. Просто, вынула оттуда всё, нужное для душа, а после положила обратно. Она сидела на кухне. Пила кофе. Смотрела в потолок и думала, что будет дальше. Ночью она окончательно решила вернуться домой. К сыну и отчиму. Всё перевернулось. Почему? Потому что чужая смерть была совсем рядом.

Детектив решил, что это лучшее время исчезнуть. Все менты тихо ненавидели адвоката. Муж погибшей так же тихо ему радовался. А Сергей знал, что лучшее время покинуть место тогда, когда на этом месте правят эмоции. Тогда разум присутствующих отступает и освобождает путь для побега остальным.

Сергей думал, что патологоанатом прав. На месте Петровича каждый первый из его прежнего отдела, поступил бы аналогично. Закрытый висяк. Да ещё и денег за это дали. Ничего делать не надо, только позвонить в лабораторию и договориться по старой дружбе. Тем более Петрович в своё время сделал всё, от него зависящее. Но тогда его мнение в кабинетах начальства было совсем не интересно.

У Лизы имелись вопросы. Девушка была не робкого десятка, и хотела предусмотреть все риски. Если она решилась на такой, не совсем обычный способ заработка, ей нужно исключить подвох. Она не верила никому и была готова к разному развитию событий. Все подозрения должны быть устранены вопросами — так учили её на юридическом факультете.

Он жил на окраине города с бабкой по материнской линии. Мать свою знал только по фотографиям. На вопросы о ней — бабка отвечала неохотно и всегда противоречиво. Иногда, не часто называла его сиротой при живой матери. Борису было грустно. Хотелось знать правду. От того в такие моменты хотелось плакать.

Она попыталась на ходу открыть дверь, но центральный замок не позволил ей этого сделать. Лиза вжалась в сидение и сложила руки на коленях. Временами, у неё что-то щёлкало в сознании, и она вдруг воспринимала жизнь, как какой-то фильм, в котором она просто играет роль. Возможно, не главную. Будто сидит в кинотеатре перед большим экраном. События разворачиваются сами собой.

Любой, кто обнаруживал труп, погружался в стресс, только у каждого он проявлялся по-своему. Та же Арефьева, помнится, наткнувшись на тело Шлицмана, застыла от страха и помутилась рассудком.

Ольга Игоревна лежала лицом к стене и, черт побери, казалась, что вот-вот обернется и испугается, увидев возле дивана двух мужиков. Светлые длинные волосы на этот раз были заплетены в косу, свернувшуюся у спины.

Физрук расправил плечи и слегка откинул голову назад, чтобы шея казалась шире и выглядела мощнее, словно демонстрировал физическую мощь, давая понять, что Гуров не на сосунка нарвался и вообще лезет не в свое дело.

- Ну что тебе сказать, Лев Иваныч, - вздохнул Дроздов. - Убили вашего учителя. Как есть убили. Смерть наступила между двумя часами и половиной третьего утра. Он, по сути, теплым еще был, когда его нашли.

Ольга Игоревна находилась в таком состоянии, что краше в гроб кладут. На Гурова она смотрела, как на чудище рогатое, и при его попытке приблизиться, так и прижимаясь к стене, поползла в сторону.

Гуров наклонился и чиркнул зажигалкой. Возле рта Шлицмана виднелись остатки рвотной массы. Лицо покрывали кровавые мазки, словно кто-то решил напоследок раскрасить его, но источника кровотечения навскидку не было видно.

Шкурник объявил, что водка его забирает слабо. Потому на столе теперь непременно стояла объемная бутыль крепчайшего самогона. Из которой сейчас двое сообщников-душегубов исправно подливали в стаканы мутную жидкость.

А дальше все, как обычно. Выезд в степь. Предложение заночевать там – прямо под открытым небом. Распитие бутылочки. И заливистый богатырский храп жертвы, которую устроили в стоге сена, пожелав доброй ночи.

А Сева отправился подрабатывать фигурантов. Он страшно любил все эти розыскные словечки. И была у него заветная мечта – самому стать оперативником уголовного розыска. А что, из блатных туда брали, форму, галифе, кепку давали и револьвер. Вот это жизнь!

После первого убийства с кровавыми делами у Бекетова все пошло складно и ладно. Первый труп… Второй… Пятый. С каждым разом это дело давалось ему все легче. Главное, видеть в человеке просто животину, которую надлежит забить, дабы добыть хлеб свой насущный.

Работенка оказалась не такая уж простая и безопасная. На железных дорогах творился сущий бедлам, переходящий местами в настоящий ад. Огромные массы народа находились в неустанном движении. Люди ехали на войну или бежали от войны и голода.

Он спустился по гранитным ступеням Уралобкома в каких-то раздраенных чувствах. Да, южный климат и фрукты – это, конечно, хорошо. Да и Свердловск его ничем не держит – это не его родной город, хотя и прижился тут за три года. Но сколько же проблем свалится.

Итак, частный детектив, предлагаю следующий вариант: пусть эта Хельга Греб побыстрее передаст драгоценности вашему клиенту. Когда к ней кто-нибудь придет, – после этого Гримм покрутил кистями рук, что должно было, вероятно, означать полную неопределенность, – пусть ведет себя так, как будто ей известно только то, что Жаклин умерла.

Я боюсь Дитмара. Он не тот, кем пытался показаться, когда мы познакомились. Вот это ты должна спрятать у себя, – Жаклин достала из пакета шкатулку и добавила. – Это мои драгоценности. Я хранила их дома в сейфе, но нынешняя ситуация выглядит так, что они будут в большей безопасности в любом другом месте.

Как только они поженились, Дитмар сразу переехал в ее дом. Для Жаклин это не очень сочеталось со статусом уверенного в себе мужчины, но ее голова кружилась от новой любви, с которой она связывала и начало новой жизни. Ее новый избранник куда-то уходил по утрам и возвращался вечером выжатый как лимон. Она относила это на счет интенсивной умственной деятельности математика.

Затем повернулся лицом к ограде и внимательно стал рассматривать то, что находилось непосредственно за ней. Вдоль всей ограды росли плотно посаженные кусты туи. В высоту кусты были размером почти с ограду и образовывали как бы второй пояс ограждения вокруг дома. Макс подошел ближе и, взявшись руками за толстые прутья ограды, почти всунул голову между прутьями.

Я общался с ним единственный раз, когда вернулся из Египта и узнал, что Жаклин якобы умерла. Все, что я знаю о нем, а это совсем немного, сообщила мне в свое время Жаклин. Она никогда не рассказывала о каких-то его знакомых. Она вообще мало рассказывала о Дитмаре. Возможно, и потому, что ее женское чутье подсказывало ей, что мне это неприятно.

Рыжий кокер-спаниель с висящими лопухами-ушами останавливался, делал несколько неуверенных шажков в сторону хозяйки, затем, непослушно мотнув головой, снова устремлялся вниз по улице, а старуха продолжала свое осторожное движение. Иногда она бросала любопытный взгляд на тот или иной домик, утопающий в цветах. Цветы были ее слабостью.

Вчера везли на санях раненого в санбат через нашу деревушку, так снаряд упал рядом, убил лошадь и оторвал голову этому раненому, а ездовой убежал, и долго лошадь и труп без головы лежали на дороге.

Когда комдив уже спустился с чердака и стоял у стола, один из самолётов дал очередь зажигательными пулями; одна попала ему в ключицу и застряла где-то под лопаткой. В очень тяжёлом состоянии его сегодня отправили на самолёте в Москву.

Успел я прочувствовать и что такое бомбы: недавно две разорвались у самой хаты, одна в двух метрах — так не только рамы, но и ставни вылетели со своих мест.

Вчера еду верхом вдали от леса, вижу — идут три самолёта низко-низко, остановился, жду: первый дает очередь из пулемёта, за ним оба других делают то же. Попасть в меня почти невозможно, но так они действуют на психику.

И вот на небе вертится 30-40 бомбардировщиков… Со стороны интересно глядеть, как они колесом, штук по 10 идут друг за другом в пике. А пикируют некоторые точно под 90 градусов.

Разбиты все мосты, по дороге стоят разбитые танки, автомашины, а по обочинам из-под снега торчат руки, ноги оставшихся здесь навсегда фрицев и гансов.

Я посмотрел на оборотную сторону фотки. 1970 год. Желомкиной было уже тридцать лет, но выглядела она неплохо: приятные черты лица, волнистые темные волосы до плеч. Обычная женщина, по виду не скажешь, что опасная преступница.

Она не имеет никакого права прикасаться к общаковским деньгам. Она даже не имеет права расстегнуть сумку с деньгами. Её дело - содержать общак в целости и сохранности. Хранительница общака не принимает никаких финансово-управленческих решений в отношении хранящихся у нее денег.

Властные складки вокруг тонких старческих губ свидетельствовали, что эта женщина умела постоять за себя и была скора на расправу. Убийцам пришлось немало помахать ножом, пока Шахиня, обессилив, не свалилась на пол.

Преступники оттолкнули её и ворвались в квартиру. Следующие два ранения она получила в грудь. Убийца метил в сердце, но оба раза взял ниже и клинок ножа до сердца не достал, жировая ткань правой груди сработала, как буфер. Последний удар пришелся в шею.

В половине четвертого к подъезду подъехала «пятерка» вишневого цвета. Адвокат Машковцов остался за рулем, а двое его пассажиров, парни лет двадцати пяти, вошли в дом. Вернулись назад минут через десять, у одного в руках была большая спортивная сумка. Убитых трое: любопытная старушка, Шахиня и её племянник. Денег в квартире нет. Обрез налетчики оставили на месте преступления.

- У нас ЧП? - Три трупа на улице Герцена. Собирайся, съездим, посмотрим, что к чему. Если это бытовуха, то вернемся назад, а вот если началась новая война…

Он осмотрелся, размахнулся, швырнул гранату и залег. Рвануло знатно, ударная волна тронула волосы на голове, запахло горелым тротилом, но все осколки пролетели мимо.

Стреляли из пистолета с глушителем, пуля ударила Январева в грудь. А еще Гостинцев упал рядом с ним. В руке у него Макар увидел гранату. Он тужился изо всех сил, чтобы не разжать пальцы, не снять их со спускового рычага.

Кто-то с силой ударил его, предположительно ледорубом. И ведь не промазал, попал точно в лоб. И это при том, что потерпевший в момент удара падал, заваливаясь на спину.

И труп еще не убрали. Крупный, с массивной головой парень лежал на спине, раскинув руки, глаза открыты, во лбу глубокая рана, как будто цапля с железным клювом тюкнула. Волосы у парня жидкие, на залысине виднелась застывшая кровь.

Сначала Севастьян ударил его, затем увел Ларису, опозорив ее, а теперь он мог просто убить. Если Денис не принесет ему двадцать тысяч. Евро…

Вроде бы и несильно ударил, Денис даже не согнулся в поясе. Но дыхание вдруг остановилось. И ноги ослабли. Денис повел руками в поисках опоры, чтобы не упасть. О том, чтобы ударить в ответ, он сейчас не мог думать.