Персонажи все разные, и вот это все «частоты», это все разные миры. И суть в том, что эти миры они с одной стороны между собой не пересекаются. Это параллельные миры.

Книга называется «Коридор», так как «коридор» — это определенное состояние, в которое попадает человек, ко-гда у него рушится его привычный социальный матери-альный мирок и когда его внимание освобождается. То есть одной ногой, получается, он находится в своем мир-ке, а второй ногой он находится в «коридоре». В этом со-стоянии с человеком таким легко познакомиться, этот че-ловек свободного внимани

Страшный ураган кончился так же внезапно, как и начался. Вместо белого леса на зловещее неземное небо смотрели все еще живые, но искалеченные ели. Земля была зелено-коричневой от вырванных ветвей, лап и иголок. Но лес выстоял. А в небе появился уже новый след.

Перед тем, как забраться внутрь, хотя его руки уже трясло от холода, а носа и щек он практически не чувствовал, Ковалев обернулся назад. Возможно, именно он был последним человеком, покидающим эти места. Сегодня в полночь эта гигантская территория, по размеру сопоставимая со всей Западной Европой, будет закрыта, а через два дня над Колымой поднимется хвост кометы.

Этой зимой на ВДНХ не стали заливать гигантский каток – вместо него расположился самый крупный в Москве лагерь для временных переселенцев. Вроде бы все вокруг было как обычно, но новые детали, такие как белые блоки модульных зданий эвакуационного центра среди заснеженных пустынных аллей, возвращали его в тягостную реальность.

– Обалдеть... – медленно, растягивая звуки, прошептала Вика. Сергей молчал, рассматривая объект. На сумме всех кадров он казался намного крупнее и детальнее. Отчетливо была видна небольшая, плотная голова кометы – псевдоядро и окружающая ее газовая оболочка – кома.

Они, как и мы, рождаются, стареют и умирают. Изменения блеска могут быть вызваны и поочередными затмениями двух близких светил. Такие пары и даже семьи – естественны для звезд. Одиночки, такие как наше Солнце, скорее исключение из правил. Вика тоже считала себя одиночкой – как и Сергей, она была единственным ребенком в семье.

Поиск и открытие комет – это регулярный труд и, безусловно, удача, которая в ту ночь смотрела в другую сторону.

Уже через несколько секунд Бурлак чувствует лёгкий укол в шею. Как комар укусил. Только изображение перед глазами начинает меняться. Вместо неприятной физиономии Геращенкова появляется куда как более приятное лицо Риты, которое он уже начал подзабывать. Она что-то беззвучно шепчет. Капитан вслушивается и пытается разобрать слова. Но ничего не получается. В конце концов он просто теряет сознание...

Бурлак-Ратманов мгновенно персонифицировал в толпе шустрого типа в серой кепке. Держа в руках живого петуха, явно украденного, тип взмахнул на подножку отъезжающего трамвая. И поминай, как звали. Бежать – не бежать? Он мог бы. И с высокой долей вероятности догнал бы негодяя. Но... Новое и преступное «второе я» потихоньку одерживало верх. Бандит Ратманов, кажется, побеждал полицейского Бурлака.

– Ох уж эти доктора, ничего не разрешают, – подобострастно пошутил хозяин. – На вашу сумму могу предложить хороший серебряный порт-табак. За небольшую плату нанесу гравировку, если хотите. – Покажите, – попросил Ратманов, а сам мысленно считал секунды. Когда дошёл до пятидесяти, наклонился к ювелиру и сказал спокойным голосом: – Мы вас сейчас ограбим, а вы не сопротивляйтесь. Для вашей же пользы..

Так… Ранение очень кстати – можно ссылаться на частичную потерю памяти, пока научишься правильно себя вести. Держись этой линии, переспрашивай, запоминай, проси рассказать, что было раньше. Вали всё на голову – и присматривайся. Но как так – опер, человек с правильным знаком, вдруг очутился в теле бандита? Да ещё на сто одиннадцать лет раньше. Было бы смешно, если бы не было так страшно!

Всё мешается в жизни Бурлака. Такой многогранной и одновременно такой короткой. А опер, ещё даже не зная всего этого, быстро идёт к группе людей на шоссе. Впереди слышатся неразборчивые крики и вот уже звуки перестрелки. Фигуры в темноте падают. Но Бурлак не останавливается. Он совершенно не боится смерти. А потом перед ним разворачивается устрашающее и кровавое зрелище.

Москва начала 20 века – отнюдь не Москва 21-го. Те же Неглинная, Петровка, Лубянка и Маросейка. Только вместо чуда техники с надписью «Это электробус», вездесущих доставщиков «Яндекс Еды» и уткнувшихся в айфоны таргетологов и продакт-менеджеров – неспешно прогуливавшиеся господа в сюртуках и котелках, дамы в длинных платьях и шляпках с диковинными перьями, застёгнутые на все пуговицы гимназисты...

– Гитлер капут, – как заведённый твердил фашист, вытаращив глаза так, что больше было уже некуда, и дрожал. – Сам знаю, что капут, – согласился танкист и стремительно, несколько раз, видно всё-таки сжалившись, выстрелил ему в голову, чтобы не мучился.

Следующий снаряд угодил точно в цель: опрокинул орудие вверх колёсами, разметал орудийную прислугу. Гришка видел, как фашистский расчёт, поднятый взрывной волной, посеченный осколками вместе с земляными комьями разлетелся метров на десять.

В какой-то момент снаряд разорвался прямо перед танком Григория, и он физически ощутил всю его мощь – взрывной волной танк качнуло так, что если бы не стиснутые зубы, он точно бы прикусил себе язык. В лобовую броню ударили крупные оковалки земли, ошмётки грязи.

Когда первый снаряд с пугающим свистом пронёсся над головами, будто распарывая небесное полотно надвое, все вздохнули с облегчением: и танковые экипажи, прильнувшие к триплексам и красноармейцы, неудобно примостившиеся на броне танков.

Немец было молодой, и бежал довольно прытко. На какую-то долю секунды, прежде чем оказаться под гусеницами, он оглянулся, Григорий успел разглядеть его чисто выбритое лицо и нос с горбинкой. В его прежде холодных глазах плескался животный ужас.

Подполковник Чванов вздрогнул от смертельного удара пули в грудь, в то самое место, где ещё вчера у него находился орден боевого Красного знамени за Халкин-Гол. Гимнастёрка на миг вспухла, из рваной раны тонким фонтанчиком брызнула кровь.

– Тут не просто цепной маньяк, тут сахалинская кость, злодей острожного закала. Мы, ожидая вас, подняли бумаги. Не все, по счастью, сгорело в дни безвластия. Тертий Почтарев после смерти отца был помещен в приют.

Восемь кирпичных казарм Сибирского экипажа, каждая в три этажа, были гордостью Экипажной слободки. Первый дивизион Минной бригады Владивостокского отряда квартировал в казарме номер шесть. Сюда прибыли по требованию полковника де Сент-Клера дежурный офицер и два подчаска. Лыков предъявил свой билет и объяснил лейтенанту суть дела. Надо выстроить состав эсминца «Грозный» в коридоре.

– Так вот, общества, о которых мы говорим, есть проводники государственных интересов Китая на российской территории. И если бы только экономических. Они лезут и в политику. А сейчас, когда вот-вот может разразиться война между нашими державами? Можем ли мы оставлять их без надзора? Выходит же наоборот.

Волнения дошли и до военного губернатора Амурской области генерал-лейтенанта Грибского. Но он никаких мер принимать не стал, сославшись на то, что Китай России войну не объявлял и все обойдется. Более того, когда явились к нему выборные от желтого населения, губернатор твердо уверил их, что не допустит никаких притеснений мирных людей. Пусть даже китайских подданных. И тут грянул гром.

Китай имеет сильные секретные службы и, конечно, контролирует диаспору во Владивостоке. Да и по всему Приморью в целом. Кроме того, к нам часто бегут из Маньчжурии преступники, как уголовные, так и политические. И длинные руки китайской разведки могут – я это допускаю – дотягиваться сюда. Несколько смертей, что мы дознавали, весьма похожи на дело рук пекинских сыщиков.

Ночью неизвестные проникли на территорию полка, зарезали часового и вынесли за пределы части кассу вместе со всем содержимым. Видать, крепкие были ребята: касса весила десять пудов, но грабители каким-то образом перебросили ее через высокие лиственничные пали. Вскрытый шкап нашли потом в лесу за железнодорожной станцией.

Мы — Короли — не играем в игры ради смеха. Есть причина, по которой мы делаем то, что делаем, и поверь мне, котенок. Тебе очень повезло, что ты еще жива — пока.

Знания — не то, за что стоит держаться, Избранные руководствуются фактами, а не знаниями.

«Секреты — это оружие, а тишина — это спусковой крючок».

Привет, Мэдисон. Ты можешь не знать, кто мы, но зато мы знаем тебя. Мы хотим сыграть в игру. Вот что случится с тобой, если ты про- играешь…

Он напоминает мне королевскую кобру. Бесшумный, смертоносный и заставляющий вас бесконечно гадать, в какой момент он на вас набросится.

Римская лагана готовилась в печи вместе с разнообразными наполнителями, которые выполняли функцию жидкости; потом появился обычай варить пасту в бульоне или кипятке, а затем — в молоке. Так появилась лазанья, один из самых старых видов пасты. В эпоху Возрождения итальянская кулинария была возведена в ранг искусства. Именно тогда родились первые кулинарные книги.

Фриттату в любом варианте положено есть сразу: чуть остывшая, она уже режется кубиками для закуски под аперитив. А вот неаполитанцы готовят свою фриттату со спагетти заранее и едят на следующий день, нарезанную, как пирог. Говорят, что, только настоявшейся, она вберет в себя полностью все ингредиенты.

На озере Гарда все вертится вокруг озерной кухни, озерной и речной рыбы. Только здесь можно попробовать «карпиони» — рыбу лососевых пород с нежным розовым мясом: водится она лишь в озере Гарда, и некоторые рестораны готовят ее исключительно по предварительному заказу.

Лигурийская кухня пронизана запахом базилика. В ступке вместе с оливковым маслом, чесноком, сыром и кедровыми орешками базилик превращается в песто, известный во всем мире лигурийский соус. От супов до пасты и ризотто — трудно найти блюдо, где лигурийцы не использовали бы любимый соус!

Весной королевой кухни в центральных регионах становится дикая спаржа. За ней идут «на охоту», как за трюфелями, выбираясь в холмы за городком. Но лучший весенний рецепт из этой серии, пожалуй, ризотто с садовыми травами. Любите супы с молодым щавелем или весенней крапивой? Попробуйте приготовить такое ризотто!

Однажды мы все вернемся! Я приеду в любимый тосканский борго, мы с подругами будем рассказывать истории при свечах под бокал кьянти, а бабушка Анна или тетушка Лучия поделятся фамильным рецептом, который узнали еще от своих бабушек. Потомок старой семьи достанет с полки пыльную древнюю книгу с фамильным древом на первой странице, а доброе привидение напоет из темноты забытую песенку.

– А что мы можем поделать, если свидетелей нет? Они или убиты, или запуганы и молчат. Рано или поздно стервецы попадают в клетку. Но до этого успевают пролить кровь ведрами. У Коломбата, что сидит сейчас в Лукьяновской тюрьме, только доказанных жертв пятнадцать.

Лыков, конечно, слышал. МВД много лет получало из Минфина сверхсметные кредиты на содержание специальных отрядов, стоящих на границе Персии с Афганистаном. Якобы эти силы служили санитарно-эпидемиологическим кордоном, не допускавшим проникновения чумы в дружественную нам Персию.

В управлении поднялся переполох. Случай был из ряда вон: фартовый проник в ряды полиции и семь месяцев получал сведения обо всех секретных операциях. Люди Андреева рассердились не на шутку. Уже через сутки они отыскали Гаврилу в Подгорно-Жилкинском селении.

Лыков кое-что уже знал про «святого старца» и тоже полагал, что таких людей при Дворе быть не должно. Разговоры подобно этому ходили по Петербургу не первый год. Но от Филиппова он слышал такие слова впервые.

Первое нападение случилось 3 июня, когда Лыков еще состоял под судом и ждал оправдания. Восемь человек ворвались в лавку на Большой Белозерской улице под вечер, когда сиделец подсчитывал выручку. Дали рукоядкой нагана по голове, выхватили кассу и ушли вразвалку. Потерпевший никаких примет вспомнить не смог.

Лыков третью неделю как восстановился на службе. В начале 1912 года он угодил по ложному обвинению в Литовский тюремный замок. Друзья сумели доказать его невиновность лишь к лету. Ошельмованный сыщик вернул себе дворянство, чин и ордена, а вот прежнее место ему пришлось отвоевывать.

Хочу целовать его. Быть с ним. Сейчас. Всегда. Снова и снова.

Его дыхание обжигает мою кожу. В каждом его вдохе бьется мой пульс, в каждом мучительном выдохе – вся моя жизнь.

Никто лучше меня не знает правил этой игры. Брать, что дают. Ничего не давать взамен. Уходить, не прощаясь

Итак, все в этом мире шло своим ходом – за исключением всего остального, что решительно шло наперекосяк.

Слова подчас обладают куда большей властью, чем магия…

Червячок сомнения проник в чертоги матушкиного разума, однако, оказавшись в столь непривычной для себя обстановке, несколько растерялся.

– Мы обязаны говорить правду. Но быть честными нас никто не заставляет.