– Девушек полно, но ни одна из них не завладела моим вниманием, как ты. Ни одна не привлекает меня и не вызывает желания владеть ею, оставить ее себе.

Я хочу, чтобы ты убегала, изо всех сил старалась от меня уйти, при этом в глубине души зная, что тебе это никогда не удастся. Я хочу все это. Поэтому дам тебе еще один шанс сбежать.

Его голос мощнее шторма, древнее звезд. Он повторяет мое имя, угрожая хаосом и тьмой всем тем, кто встанет между нами.

Я любила ее. Я боялась его. Но они оба были моей семьей. До того рокового дня.

Мое будущее было предопределено еще до того, как я научилась задавать вопросы.

Вначале я его ненавидела. Возможно, отчасти я все еще ненавижу. Но одно я знаю точно… Он — мой воздух. Без него я не выживу.

Стальному мечу никогда не стать шелком.

Она была воплощением красоты и доброты. Она была всем тем, что я знала о загадочном чувстве, имя которому — любовь.

— Но лучший способ разозлить любого мужчину — это задать ему один гипотетический вопрос. — Какой вопрос? — Спроси, любил бы он тебя по-прежнему, если бы ты стала червяком, — сказала Эмили со злобной ухмылкой. — Поверь мне, этого он не перенесет!

Отвергнуть несчастье непросто. До того как мы встретились, я была словно парализована. Ты спас меня, иначе бы я утонула в прошлом…

Но создание семьи — командное дело, а его товарищ по команде, похоже, ушел с поля только потому, что они пропустили три гола. Жизнь — это не те голы, которые ты пропустил, а те, которые забил.

— Я Близнецы, Колин. И ты знал, что получаешь, когда женился на мне. — Нельзя использовать знаки зодиака для оправдания всего на свете, — вздохнул Колин. — Слышу глас Тельца! — Тара закатила глаза.

Чем бы ни была контркультура, я уже на нее насмотрелся. Мне надоело, что мои тексты постоянно экстраполируют, их смысл низлагают до полемики, а меня помазали Большим Братом Бунта, Верховным Жрецом Протеста, Царем Диссидентов, Герцогом Непослушания, Лидером Халявщиков, Кайзером Отступничества, Архиепископом Анархии, Шишкой Тупости. О чем мы вообще говорим? Кошмарные титулы, как ни посмотри.

Быть верным себе — вот что самое главное.

Я же всего-навсего пел песни — совершенно недвусмысленные, они выражали силу новой реальности. У меня было крайне мало общего с поколением, чьим голосом мне полагалось быть, и еще меньше я о нем знал.

Элвиса так никогда не выставляли на публику: «Берите его, он ваш!» Это же безумие — такое говорить! На фиг! По-моему, я не принадлежал никому — ни тогда, ни теперь. У меня жена и дети, которых я люблю больше всех на свете.

Пока я рос, культурные и поколенческие различия между нами были непреодолимы — ничего, кроме голосов, бесцветной неестественной речи. Мой отец, который выражался всегда просто и прямо, как-то сказал: «Художник — это разве не тот, кто ри- сует?» — когда кто-то из моих учителей сообщил, что у его сына художественная натура.

Истина — последнее, о чем я думал, и даже если бы она существовала, в доме держать ее не хотелось.

— Было классно! — сказал он мне в понедельник ут- ром. — Спасибо, что терпела меня всю ночь. — Всегда пожалуйста! — ответила я. И тут на экране его мобильника высветилось имя; метнув на меня взгляд, он сбросил звонок.

«Вы, наверное, очень сильно его хотели», — сказала сотрудница регистрационного офиса, выдавая мне свидетельство о рождении с прочерком в строке «отец». И она не ошиблась.

Если бы ты знала, Стиви, как мне надоело быть лишь одной из закусок на шведском столе! Я хочу быть главным блюдом!

Пока он ест, я оглядываю квартиру. Сложенная коляска у входной двери. Кирпично-красный стульчик для кормления возле кухонного стола. Ползунки на радиаторе и вязаный динозавр на полке. Здесь нет ничего моего. «Ты сделала свой выбор, — шепчу я. — Разве ты не этого хотела?»

Меня часто спрашивают, когда я впервые поняла, что хочу ребенка. Наверняка этот вопрос гораздо чаще задают матерям-одиночкам. Возможно, кто-то просыпается однажды с мыслью: «Мне срочно нужен ребенок!» Но только не я. Я хотела его всегда.

Это, мол, вариант нормы, многие женщины через это проходят, не вините себя; сам факт поиска такой информации доказывает, что вы хорошая мама. И пусть вы пока равнодушны к ребенку, вас это хотя бы беспокоит.

Наверное, здорово не испытывать на себе постоянное давление и всегда быть окруженной друзьями, готовыми сделать для тебя все, что угодно.

Я предпочитаю оставаться одинокой, чем чувствовать себя одинокой в окружении друзей и подруг, которые тусуются со мной только из-за фамилии и из-за количества денег на счету в банке. Которых в данный момент у меня нет.

В руке зажат пластиковый тубус шириной с мой кулак и длиной с предплечье. Он измазан землей, что маскирует его цвет, похоже, серый. Он… невелик. В нем точно не поместились бы миллионы долларов. Но это все равно нечто особенное, нечто священное. Я не пытаюсь скрыть победоносную улыбку. Николас Кейдж в «Сокровище нации» отдыхает.

Когда ты матриарх самой богатой семьи в южном Массачусетсе, всем хочется пообщаться с тобой.

Если ты хочешь получить ответы, ищи их там, где впервые расцвела моя любовь к тебе.

Трупы уже успели закоченеть, но все-таки это не камни и даже не бревна, посадка прошла успешно. Лера поднялась, уложила тела одно к одному, протянула руку, чтобы Свинец помог ей подняться. И в ужасе опустилась на задницу, увидев направленный на нее пистолет. А кто сказал, что нельзя убивать больше двух человек в день?

Свинец не торопился, машина в гараже, если вдруг подъедут менты, первым делом они осмотрят холл, а там все в крови — пол, стены. Пол кафельный, это плюс, но одна пуля прошла навылет, оставив след в плитке, это минус. И в стене пара пуль, их нужно выковыривать, и чем скорее, тем лучше.

И Свинец выстрелил. Нажимая на спусковой крючок, он успел подумать, что ствол может быть травматическим, но пуля прострелила братку грудь, как боевая. Парень дернулся, выпустил из рук оружие и упал.

Свинец уже сжимал нож в руке, обратным хватом. Поворачиваясь к Лере, он ударил Алика от себя, нож с силой и точно вошел в сердце. Даже проворачивать не пришлось, парень умер почти мгновенно.

Колодин уже навел него пистолет. Метил по ногам, но широкоротый выгнулся в спине, как будто пуля прострелила ему позвоночник. Тело продолжало двигаться по инерции, пока не рухнуло на землю. Максим подскочил к беглецу, выбил из руки пистолет, только затем осмотрел рану. В самой нижней части спины.

Широкоротый не захотел брать препятствие, он изменил план. Остановился за будкой, выхватил пистолет, развернулся и выстрелил в преследователя. А Колодин уже начеку, резкий уход в сторону с падением, довольно жесткий переворот через плечо.

Самый миленький ребенок в мире – это чужой ребенок.

Ты не должна рассказывать нам только о проблемах, которые можно решить.

Самое трудное – бороться с самим собой.

Говорят, после самой темной ночи наступает самый красивый рассвет. А что, если это работает и в обратную сторону? После самых счастливых моментов даже самая обычная ночь ощущается как бесконечная, полярная и полная кошмаров.

Незаменимых людей не бывает, а дырку в сердце от несостоявшейся любви и недоотношений можно прекрасно заполнить дружбой, главное, чтобы она была искренней и настоящей.

Время всегда течет быстро именно тогда, когда хочешь поставить счастливый момент на паузу, чтобы он никогда не заканчивался.

Семнадцать – самое подходящее время, чтобы наделать немножечко глупостей и понять, что помимо желудка и кишечника в животе есть еще и бабочки. Очень много бабочек.

Снова красный. Очередной сигнал, который проще пропустить, притворившись кем-то, кто не может различить цвета и думает, что перед ним сейчас слишком насыщенный зеленый.

В момент, когда их губы соприкоснулись вдруг стало неважно все. Неважно, что они задерживались после отбоя. Неважно, что снова подул прохладный ветерок. Неважно, что из блока стаффов вышел человек. Неважно, что он их увидел. Неважно, что он пошел в их сторону. Были только он, она и тепло между ними.