Я посмотрел на оборотную сторону фотки. 1970 год. Желомкиной было уже тридцать лет, но выглядела она неплохо: приятные черты лица, волнистые темные волосы до плеч. Обычная женщина, по виду не скажешь, что опасная преступница.

Она не имеет никакого права прикасаться к общаковским деньгам. Она даже не имеет права расстегнуть сумку с деньгами. Её дело - содержать общак в целости и сохранности. Хранительница общака не принимает никаких финансово-управленческих решений в отношении хранящихся у нее денег.

Властные складки вокруг тонких старческих губ свидетельствовали, что эта женщина умела постоять за себя и была скора на расправу. Убийцам пришлось немало помахать ножом, пока Шахиня, обессилив, не свалилась на пол.

Преступники оттолкнули её и ворвались в квартиру. Следующие два ранения она получила в грудь. Убийца метил в сердце, но оба раза взял ниже и клинок ножа до сердца не достал, жировая ткань правой груди сработала, как буфер. Последний удар пришелся в шею.

В половине четвертого к подъезду подъехала «пятерка» вишневого цвета. Адвокат Машковцов остался за рулем, а двое его пассажиров, парни лет двадцати пяти, вошли в дом. Вернулись назад минут через десять, у одного в руках была большая спортивная сумка. Убитых трое: любопытная старушка, Шахиня и её племянник. Денег в квартире нет. Обрез налетчики оставили на месте преступления.

- У нас ЧП? - Три трупа на улице Герцена. Собирайся, съездим, посмотрим, что к чему. Если это бытовуха, то вернемся назад, а вот если началась новая война…

На своем коврике я как будто становлюсь неуязвимой, это мое пространство, и я делаю на нем, что пожелаю.

Каждую минуту ты выбираешь, как твоя жизнь дальше пойдет.

Начинаешь наблюдать за своими эмоциями, видишь, как они возникают, как тянут за собой мысли. Постепенно понимаешь, что можешь выбирать, что чувствовать, а что нет.

Боль в мышцах была удивительным напоминанием: "У меня есть тело! Оно работает! Я это чувствую! Я себя чувствую! Я есть!" И хотелось смеяться, смеяться, смеяться.

Было что-то удивительно успокаивающее в том, чтобы отпустть из восприятия все, кроме собственного вдоха и выдоха, как будто больше ничего не существует в мире и не существовало никогда.

Во Вселенной нет запасных частей. Каждый человек наделен уникальным талантом и пришел в этот мир, чтобы его реализовать. Только когда он реализует свою настоящую цель, он счастлив.

Из города в то время в северные и северо-западные земли выступали повозки, целые обозы. По реке шли ладьи, струги. Кто решил уехать, покидали Москву.

Но боя как такового не случилось. Опытные, прошедшие огонь и воду опрични-ки, к тому же имея численный перевес сходу порубили нукеров.

Но увести всю рать не получилось бы. Русские тут же устроили бы преследова-ние, которое грозило быстрой гибелью

До выхода головного отряда, успели выскочить из горящего села и ее защитники. Странно было смотреть, как бежала целая сотня, которая вполне могла дать бой крымчакам.

Прошла сотня рабов, за ней потянулась другая. И все то же самое, ослы тащат ар-бы с повозками, в которых дети, красивые молодые девушки, колонны невольни-ков мужчин и женщин разных возрастов. Старых, пожилых нет. Тех не брали, забивали.

Ее сбили с ног ударом кулака подоспевшие татары. Несчастную затащили в строй, привязали к шесту, шест к другой женщине.

Когда созрело яблоко и падает, — отчего оно падает? Оттого ли, что тяготеет к земле, оттого ли, что засыхает стержень, оттого ли, что сушится солнцем, что тяжелеет, что ветер трясет его, оттого ли, что стоящему внизу мальчику хочется съесть его? Ничто не причина. Все это только совпадение тех условий, при которых совершается всякое жизненное, органическое, стихийное событие.

Несмотря на то, что доктора лечили его, пускали кровь и давали пить лекарства, он все-таки выздоровел.

Фатализм в истории неизбежен для объяснения неразумных явлений (то есть тех, разумность которых мы не понимаем). Чем более мы стараемся разумно объяснить эти явления в истории, тем они становятся для нас неразумнее и непонятнее.

Я знаю в жизни только два действительные несчастья: угрызение совести и болезнь. И счастье есть только отсутствие этих двух зол.

Я бы не поверил тому, кто бы мне сказал, что я могу так любить. Это совсем не то чувство, которое у меня было прежде. Весь мир разделен для меня на две половины: одна - она и там все счастье, надежда, свет; другая половина - все, где её нет, там все уныние и темнота... Я не могу не любить света, я не виноват в этом. И я очень счастлив...

Когда созрело яблоко и падает, — отчего оно падает? Оттого ли, что тяготеет к земле, оттого ли, что засыхает стержень, оттого ли, что сушится солнцем, что тяжелеет, что ветер трясет его, оттого ли, что стоящему внизу мальчику хочется съесть его? Ничто не причина. Все это только совпадение тех условий, при которых совершается всякое жизненное, органическое, стихийное событие.

Несмотря на то, что доктора лечили его, пускали кровь и давали пить лекарства, он все-таки выздоровел.

Фатализм в истории неизбежен для объяснения неразумных явлений (то есть тех, разумность которых мы не понимаем). Чем более мы стараемся разумно объяснить эти явления в истории, тем они становятся для нас неразумнее и непонятнее.

Я знаю в жизни только два действительные несчастья: угрызение совести и болезнь. И счастье есть только отсутствие этих двух зол.

Я бы не поверил тому, кто бы мне сказал, что я могу так любить. Это совсем не то чувство, которое у меня было прежде. Весь мир разделен для меня на две половины: одна - она и там все счастье, надежда, свет; другая половина - все, где её нет, там все уныние и темнота... Я не могу не любить света, я не виноват в этом. И я очень счастлив...

Мартен взглянул на подчиненного. – В одном я твердо уверен… – Он внезапно осознал, что его слова могут стать лишним аргументом «за» его паранойю. – Рано или поздно «психопат» вынырнет на поверхность.

– Черт бы тебя побрал, Аодаган! – Сыщик повысил голос. – Убита женщина. Ее пытали, потом утопили – в собственной ванне. Возможно, где-то рядом бродит убийца, готовый напасть снова! – Полицейский здесь ты, – ухмыльнулся ирландец и встал. – Решать тебе.

– Тебе следовало бы остерегаться – все, к кому я привязываюсь, плохо кончают. Он послал ей недоуменный взгляд. – Я не понимаю… – Все ты понимаешь… Со всеми, кого я люблю, случается несчастье, – повторила она. – Ты… Матье… Юго…

«Оставьте старушонку с сумочкой на ночной улице, – любил говорить Сервас, – и половина подонков-скутеристов слетится, чтобы ограбить ее. Возможно, они даже перебьют друг друга за добычу». Впрочем, ждать ночи нужды не было: в жилах Тулузы безостановочно гуляла отрава городской преступности.

– Я слышал, Клер погибла ужасной смертью. – Что говорят об этом в Марсаке? – Ты знаешь, каков этот город, здесь ничего не утаишь. Жандармы были скорее… разговорчивы, чем сдержанны. Беспроводной телеграф тоже сделал свое дело. По слухам, ее связали и утопили в собственной ванне. Это правда?

Она ощутила на обнаженных руках и плечах ласку солнца, угадала свет через плотную ткань мешка. Вдохнула запах земли и влажных полей, аромат цветущих кустов, услышала птичий гвалт на рассвете и с трудом удержалась на ногах, а мешок промок от слез и соплей.

Жизнь, оказывается, совершенно не походила на те истории, что показывали по телевизору. И сейчас мне предстояло совершить еще один, совершенно нерациональный и странный поступок.

Любить нельзя отвергнуть. Где поставить запятую?..

Пока существует любовь, есть смысл жить… И уже не важно, какая погода за окном и как скоро наступит настоящая весна. Потому что, когда есть любовь, весна всегда в твоем сердце.

Я вдруг словно насквозь увидела эту женщину, услышала ее мысли. «Что мне делать? – лихорадочно соображала она. – Устроить скандал, пойти врукопашную с Лидкой? Да я ее одной левой… Но как-то неудобно перед Павлом, я же вроде как несчастная слабая женщина…»

Лютые бабники держатся за своих жен отчаянно.

То, что он тебе не противен еще не значит, что ты его любишь! – весело произнес Лёша. – Но скоро он тебе опротивеет. Это я знаю, проходил. Жить можно только с тем… без кого жить не можешь.

Алексей Николаевич выпрыгнул из дрожек и потянул за собой Лоевскую, приказав: -Быстро вниз! Та не думала ни секунды: подобрала юбку и ловко нырнула под экипаж. Мужчины схватили винтовки с подсумками и распластались на дороге. Только они это сделали, как рядом стали бить пули. -Держи левую сторону, а я правую!

Лыков был уже готов. Он отклонился на вершок, кулак противника пролетел мимо. Расстояния для замаха не оставалось, однако сыщику этого и не требовалось. Он коротко махнул рукой, как кошка лапой. Резидент с грохотом полетел на пол, ударился головой о стол и затих. Алексей Николаевич стащил с его ноги сапог, задрал штанину и удовлетворенно крякнул: -Ну, что я говорил? Нет пятна.

–Началась подготовка к захвату. Лыков волновался больше всех. Он впервые шел на опасное дело рука об руку с сыном, и ему было страшно за Николку. Вдруг кто пальнет? Семь головорезов. И арестная команда из незнакомых людей, в бою не проверенных. Но куда деваться? Надо брать банду как можно скорее.

– Мой долг, – повторила она, держа в ладонях его руку. – Долг выжившего. Не каждый доживает до старости, но если ты дожила, ты в долгу у тех, кто не дожил. Ты должна рассказать истории тех, кто разделил с тобой дорогу… сколько смог.

«Я был мертвым. Я умер от рук хунгана, и я проснулся в могиле, мое тело пахло мертвечиной. Я не мог пошевелиться – ну, а как иначе? Я был мертвый. Мне казалось, что прошли годы. А потом я почувствовал дуновение воздуха на моем лице и чью-то руку на моем плече. Хунган вытащил меня из могилы и заверил меня, что я и в самом деле умер. Вот так я стал зомби».

Я женился на леди, а она стала проституткой. Я не смогу жаловаться, если на этот раз будет все наоборот.

– Гарри, отец часто говорил мне так: «Если ты сам не сдашься, тебя никто не победит». И вот, – он поднял бокал, – я не сдался.

Ну, если кто-то – особенно мужчина – делает что-то неожиданное, всегда надо спрашивать, что стояло за этим. Достигается эффект или нет, намерение обычно многое объясняет.

Ее голова кружилась от палантинов, кринолинов, манто, фестонов, вееров – к счастью, у нее был неплохой веер, – и других предметов, необходимых для охоты на богатых и влиятельных мужчин и их успешного пленения. – С ружьем было бы проще, – пробормотала она, засовывая листок в карман. – И уж точно не так дорого.

Идут белые снеги, как по нитке скользя... Жить и жить бы на свете, да, наверно, нельзя. Чьи-то души, бесследно растворяясь вдали, словно белые снеги, идут в небо с земли. - А любил я Россию всею кровью, хребтом — ее реки в разливе и когда подо льдом, дух ее пятистенок, дух ее сосняков, ее Пушкина, Стеньку и ее стариков. Если было несладко, я не шибко тужил. Пусть я прожил нескладно — для России я