В 2015 году в Лос-Анджелесе генеральный менеджер потерял работу из-за того, что лапал девушку из своей команды за грудь. Зачастую менеджеры принимали вместе с подчиненными наркотики.

В действительности Uber вовсе не был так уж невинен и чист. Привлекая бывших сотрудников ЦРУ, УНБ и ФБР, компания собрала высокофункциональную шпионскую силу. Сотрудники службы безопасности Uber шпионили за правительственными чиновниками, заглядывали в их цифровую жизнь, а иногда даже провожали их до дома.

– Прошло уже пять лет. Если бы я хотела рассказать кому-то о вас, то разве этого бы уже не произошло? Пожалуйста, я вовсе не пытаюсь создавать проблемы. – Хорошо. Можешь участвовать в шоу. Но помни, что стоит на кону. Было бы жаль, если бы что-нибудь случилось с Бобби и Минди. А теперь расскажи мне все, что тебе известно о продюсере этого шоу.

– Неужели ты не понимаешь, как тебе повезло, что у тебя есть возможность выбирать? – сказала мать. – У меня никогда не было выбора. В свое время я бы с удовольствием сидела дома и воспитывала тебя. У тебя есть только одна жизнь, детка. И какой путь ты бы ни выбрала, он и будет верным. И она сдалась.

– По его словам – но я в них сильно сомневаюсь, – я «уверенно и с достоинством» прошествовала по центральному проходу лекционного зала, спокойно взяла у него из рук пульт и заменила в нем батарейки. Я знала, что они хранятся внутри кафедры лектора. Затем вернулась на свое место. Право же, я не сделала ничего такого, но Мартин сразу же решил, что я особенная.

– У меня было несколько бесед с Кендрой незадолго до Дня Благодарения, но она сказала «нет». – Это потому, что она виновна, – самодовольно ответил Райан. Лори хотелось спросить его, сколько раз он должен ошибиться по поводу того или иного из рассматриваемых ими дел, чтобы перестать делать скоропалительные выводы.

Лори помнила, как Грег говорил ей, что у него в отделении экстренной медицинской помощи было бы куда меньше пациентов, если бы большее количество врачей прислушались к рекомендациям, которые давал Белл. По мере того, как известность Мартина Белла росла, все больше и больше людей называли его чудотворцем.

– Речь идет не о том, насколько ценна была жизнь вашего сына. Я знаю, что у него были маленькие дети, и что он был уважаемым врачом. Но дел, за которые мы беремся в течение того или иного года, бывает немного. Нам приходится сосредоточивать наши усилия на тех из них, в расследовании которых мы, как нам кажется, сможем добиться успеха, хотя полиции это и не удалось.

Все думают, будто это происходит как в сериалах. Прохладные офисы, полно разнообразных приспособлений для экспертизы, безграничные ресурсы, толковые специалисты, прекрасно знающие свое дело, женщины в обтягивающей одежде с глубоким вырезом. Идея о безграничных ресурсах была издевкой даже для ФБР. И в последний раз Пайн надевала блузку с глубоким вырезом… да вообще никогда.

— Убийца надел на жертву свадебную фату. — Свадебную фату? А откуда вам знать, что она не сама это сделала? — Ей под тридцать, одета в дорогие джинсы, свитер из кашемира, замшевый пиджак и низкие сапожки из крокодиловой кожи. Она никак не могла ходить в таком наряде и в фате, которая кажется мне старинной, гораздо старше, чем убитая женщина.

— А каков этот Тор? — Представьте себе свой худший кошмар и умножьте на сто. — Но тогда разве все не очевидно? Разве нельзя понять, кто он такой, просто находясь с ним рядом? — Нет, нельзя, — ответила Пайн, качая головой. — Именно поэтому он и является кошмаром. Ты не понимаешь, что перед тобой чудовище, пока не становится слишком поздно.

— Ты хочешь сказать, что не знаешь, как она умерла? — спросила Блюм. — Мне кажется, что моя мать еще жива, — ответила Пайн. — Но ты не знаешь, где она сейчас? — уточнила Блюм. — Верно. — А ты пыталась ее найти? — Много раз, — ответила Пайн. — И терпела неудачу. — Но ты же агент ФБР. — Удивилась Блюм. — Как такое может быть? — Хороший вопрос, Кэрол. — Пайн покачала головой. — Хороший вопрос.

Теперь с каждым шагом Пайн все больше приближалась к той ужасной ночи 1989 года. Лестничная площадка перед дверью спальни приняла ее разум и душу и чуть ли не тело, возвращая их в то время. Она мгновение смотрела на закрытую дверь, словно та действительно могла оказаться порталом в другую вселенную, где она найдет ответы на все вопросы. «Только не ставить планку слишком низко».

- Ты меня слышишь, сука из ФБР? Пайн прекрасно понимала, что ей не следует поддаваться на провокацию. Но она уже приняла решение. Посмотрела на небо, где сияла желто-красная луна. Первая полная луна после осеннего равноденствия, которую также называют кровавой или луной охотника. «Или, точнее, луной хищника, и сейчас хищником стала я». Пайн убрала пистолет в кобуру и шагнула вперед.

Любовь – безумная штука. Может подарить тебе жизнь или отнять ее. Сделать из тебя то, чем ты раньше не был – к худу или к добру. Заставить мечтать и мыслить и говорить и действовать так, как тебе не свойственно…

Деньги мало что значат в сравнении с любовью, и я лучше буду сидеть без гроша чем без Катерины, заберите у меня все, только дайте мне быть с ней дайте.

Мне ни к чему никакие мечты. Мечта у меня в объятиях.

Дилемма алкоголиков. Мы пьем потому что нам больно. Пьянство убивает боль. Когда мы трезвеем мы чувствуем больше боли, так что мы пьем больше, чтобы убить ее, и в итоге она становится сильнее, и мы пьем больше. И так продолжается пока не остановишься или не сдохнешь. Но останавливаться слишком больно. Так что. Так что. Я продолжаю.

Сердце у меня черное, но иногда оно поет, а порой в нем вспыхивают звезды.

6. Миа замечает мой взгляд и снова уныло опускает плечи. – Мам, а потом надо будет возвращаться домой? – спрашивает она. – После пикника и мороженого? Опять возвращаться в дом-убийцу? Беру дочь за руку. – Мы все изменим, не позволим больше называть его домом-убийцей, так быть не должно. Сейчас пойду, открою все окна… – Выпустишь привидения? – Нет, прошлое. Призраков там нет, есть только воспоминан

5. Вина – моя старая знакомая. Виновата перед матерью, перед Джо и теперь еще перед детьми за все, что им пришлось пережить из-за этих чертовых таблеток. – Все это уже было, – продолжает Патрик, – с твоей матерью. Она умерла не по твоей вине, ты не делала ничего плохого, а чем кончилось? Ты не смогла оправиться от горя и позволила ему тебя раздавить. И чуть не погубила всю нашу семью.

– Ну да, мы теперь знамениты. Не обращай внимания на этих вурдалаков. – Кажется, они чего-то ждут. Муж поставил на пол коробку и тоже подошел к окну. – Возможно. – Чего же? – Нас. Завтра появимся в утренних новостях, – улыбнулся Патрик. – Ждут еще одну семью, которую погубит дом-убийца. От слов Патрика меня бросило в дрожь.

3. Подруга склоняется надо мной, вижу ее покрасневшие глаза. – Этот дом, его прошлое… Как ты сможешь там жить? И почему Патрик так стремится переехать туда? – Ему это очень важно. Ты не представляешь… – Не представляю. И очень боюсь за тебя. Если здесь, окруженная друзьями, ты дошла до ручки, что же, дьявол его побери, ждет тебя там?

2. Как бы ни старался, как бы ни расписывал его Патрик, для меня это всего лишь дом-убийца. Здесь, в спальне, умерли люди. Не просто умерли, их убили, зарезали, разрубили на части – все стены были забрызганы кровью. Конечно, сейчас они заново покрыты краской, но я знаю, что она скрывает. – Жить здесь я не смогу. Заходит солнце. Патрик мрачнеет, его лучезарный взгляд гаснет, улыбка сползает с лица.

1. Перед глазами мужа – прекрасный викторианский дом с островерхой двускатной крышей. Сказочный дом тех времен еще не наводил ужас на целое графство. Патрик вспоминает счастливое детство в приморском городке и не может представить кровавые подтеки на стенах дома и шепот населяющих его призраков. А я могу. Я не хочу даже заходить в этот дом, потому что вижу на фотографии только дом-убийцу.

. – Все в порядке, пошли, – говорит она. – Мы здесь ненадолго. Слово даю. Пауза. – Как там те, что внутри? В порядке? – шепчет она, подтягивая меня к себе. – А ты как думаешь, черт побери? – огрызается Раннер, перехватывая Тело. Элла останавливается и осмысливает мои слова. – Извини, – говорю я, заталкивая Раннер внутрь, – ты же знаешь Раннер. Временами ее трудно заткнуть.

. «Давай, – говорит Онир, возвращая Тело, – пора одеваться. Помнишь, у тебя вечером свидание?» «Свидание? – усмехается Раннер. – Только не говори об этом вслух». Озадаченная, я выхожу на Свет. При возвращении в Тело ощущения примерно такие же, как когда влезаешь в старый свитер, в свободные джинсы.

«Он знает, – заявляет у меня в голове Раннер, – он заметил переключение, когда кто-то из других вышел на Свет. Он читает нас. Он знает». «Ты так думаешь?» – Я обеспокоена: уж больно рано он узнал о моих других личностях. «Я точно знаю», – отвечает Раннер.

Она заполнила стандартные анкеты без раздела о медпрепаратах, но потом, во время сеанса, решила его заполнить. Когда она вернула мне анкету, я увидел, что раздел заполнен другим почерком. На приеме была личность помоложе. Но уходила личность постарше, она потенциально склонна к обольщению.

Тот, кто никогда не видел, как в человеке происходит смена личностей, часто ожидает масштабной физической трансформации. Чего-то такого, что происходит у вампиров или вервольфов, когда вдруг появляются клыки, шесть и когти. На самом деле все гораздо деликатнее. Тело не меняется, меняется язык тела. Иногда меняется голос или стиль одежды. Изредка меняется взгляд, а это нервирует сильнее всего.

У каждого в жизни есть человек, который верит в него больше, чем нужно.

Я хочу, чтобы ты посвятила мне ближайший год. Я постараюсь сделать все, чтобы ты меня полюбила, а если через год на твой день рождения ничего не изменится, я тебя отпущу. Это не предложение, а факты. Я не даю тебе выбор.

Я ничего не сделаю без твоего согласия и желания. Даже если мне покажется, что они есть, я подожду, пока ты сама все скажешь.

Соскользнув с пилотского кресла, он ринулся по узкому коридору обратно в центральный отсек. Отодвинув кого-то из товарищей, трясущимися руками поднял крышку одного ящика, второго… Пусто! Ни одного аккумулятора.

Михаил не знал, какая именно должна быть скорость для отрыва от бетонки ‒ в данный момент он надеялся на интуицию и опыт. А по¬тому начал толкать штур¬вал от себя в надежде приподнять хвостовое оперение над бетонкой. Только в таком положении самолет продол¬жит разгоняться и, в конце концов, наберет нужную для взлета скорость

Сейчас главным было другое: запустить моторы, и пока на аэродроме никого нет ‒ вырулить на бетонную полосу для взлета. И то, и другое представлялось чертовски сложным.

«Главное ‒ оторвать машину от земли и взять курс на юго-восток, к нашим, ‒ рассуждал Девятаев, вместе с Соколовым передвигаясь корот¬кими перебежками к Хейнкелю. ‒ Остальное решим по ходу дела…»

Меж тем, из размозженной головы охранника в разные стороны летели мозги и брызги крови. Тяжело дыша, Кривоногов опустил железяку. ‒ Готов, гад. Раздевайте…

Весь прошедший месяц Михаил посвящал товарищей в тонкости летной работы. Рассказывал о предполетной подготовке машины, о запуске двигателя, о выруливании и взлете. Заодно заранее распределил обязан¬ности: кто свинчивает с рулей высоты ограничительные струбцины, кто снимает с моторов брезентовые чехлы, кто выбивает из-под колес колодки и открывает люк грузового отсека…

Для них нет слова мораль. Их учили быть патриотами, они научились быть безжалостными. Их учили строить Великую Россию. Они будут строить непобедимую империю, замешивая фундамент кровью. Их много. Они везде. И мы не знаем, кто они.

Ольга не могла поверить, что ее родной младший брат стреляет не в Макарова, а в нее саму. Но рефлексы сработали независимо от мыслей. Она рванулась в сторону, ушла перекатом, сделала несколько рваных непредсказуемых движений. А Роман, ее маленький Ромча, продолжал в нее стрелять и злился оттого, что не мог попасть.

Но тогда что получается? Все его успехи в работе – следствие неких скрытых возможностей, которые могут то усиливаться, то слабеть? Чушь какая-то. Ему тридцать три года, десять из которых он провел в Следственном комитете. И только сейчас, в возрасте Христа, все это начало проявляться? Так не бывает.

– Она сказала – ты обязательно придешь. Ты умный, ты догадаешься. Но ты опоздаешь. И ты пришел. И ты опоздал. В глазах Макарова начала сгущаться багровая тьма. Он готов был двинуться прямо на ствол, только чтобы добраться до этого… паука. Добраться и раздавить голыми руками.

Виктор вспомнил лица освобожденных девушек. Их набили в кузов микроавтобуса, который потом загнали в фуру, как селедку в жестяную банку. Их накачали наркотой, но они понимали, что с ними происходит, и что это билет в один конец. Вспомнил и упрямо наклонил голову. Если для того, чтобы их спасти, нужно рискнуть карьерой, он это сделает снова, не задумываясь.

– Очень жаль, что ты ничего не знаешь. Очень жаль, что ты оказалась бесполезной в своей жизни. Но, может быть, ты окажешься полезной после нее. Эльвира всхлипнула. Позади раздался тонкий звон струны. Еще через миг струна легла на ее шею. Эльвира закричала. Но ее крик никто не услышал, потому что воздух больше не проходил через ее горло. А еще через три минуты она умерла.

Она с растроганной улыбкой вспомнила значки у него на лацкане и его красные шлепанцы. Наверное, он не танцует в море по ночам, невзирая на погоду, но нужно ли ей это теперь?

– А ты из тех людей, которые читают книгу и пытаются угадать конец? – Нет. Терпеть не могу. Мне нравятся приятные неожиданности. Не хочу знать, что будет дальше – пока оно не произошло. Принимаю неприятности по мере поступления.

Книги мы любили больше, чем мальчиков. Наверное, поэтому я до сих пор не замужем.

Они с Джо обожали танцевать у моря в сумерках, в любую погоду. Устраивались на одеяле в пещере с входом-каплей и зачитывали друг другу отрывки из книг. Он вырезал на стене пещере ее инициалы, а она ради него красила ногти на ногах в нежно-розовый цвет.

В конце сада Марта остановилась и обхватила себя руками. Подростком она любила сидеть на краю утеса, свесив ноги, а внизу бушевало и пенилось море. Она укладывала на колени блокнот и размышляла о том, как описать луну.