Боги по-своему неплохие ребята, но приличному человеку с этой шайкой лучше не связываться.

Нельзя быть чокнутой и богатой. Богатые могут быть только чудаковатыми.

Их всех, как солдат, окружала смерть, и они пользовались ею как собственным оружием. Испугаться смерти для воина – то же, что пригласить ее, чтобы отдать душу.

Такие браслеты носили только Щиты Сенапа – самые мерзкие среди солдат крепости. Одной рукой они предлагали доброту, а другой вырывали сердце.

Вопреки себе самой она тянулась к нему. Очень жаль, что придется его предать.

Когда я вызволяю коробку, Рен поднимает свободную руку и кладет ее на мою. Одной прижимает пистолет ко лбу, другой — мой кулак к груди. Его сердце бешено бьется, точно как и мое. На меня смотрят голубые глаза-льдины, чистые, как небо у нас над головами. Девушки на свою беду могли бы утонуть в этих глазах.

Впервые за долгое время в груди возникает знакомое ощущение, как будто кто-то изнутри резко толкнул меня локтем. Там, где сердце. Я закрываю глаза и дышу ртом, ожидая, когда это пройдет.

Я поворачиваюсь на восток, в сторону деревни. И хоть ее и не видно отсюда, я живо представляю себе лесопилку у реки, ее без устали крутящееся колесо, которое засасывает озерную воду. Бревна размалывают в волокнистую массу, и целые бочки воды во время этого процесса превращаются в пар. Озеро становится облаком.

Хочешь выжить — стань умнее его. Если бы я шла на поводу у своих инстинктов, если бы убегала, когда он входит в комнату, вздрагивала всякий раз, когда он берет в руки нож, или молоток, или ружье, он бы понял, что что-то не так. Начал бы задавать вопросы, волноваться, и тогда мне пришлось бы беспокоиться по-настоящему. А последнее, что тебе нужно, — это заставлять убийцу нервничать.

У людей столько способов увидеться друг с другом: машины, автобусы, а с помощью больших пальцев они могут легко открывать двери; они могут уйти из дома в любое время и прийти, когда им заблагорассудится. Я никогда не знал такой свободы, и это научило меня терпению: я должен ждать у двери, положив голову на лапы и навострив уши, чтобы не прослушать шаги

Я заметил, что некоторым людям бывает очень трудно найти друзей. У собак всё просто. Обнюхиваете друг друга, вежливо пьёте из одной миски и наслаждаетесь вечной дружбой. А вот если ты человек, нужно столько всего помнить: тут потрясти руку, тут показать зубы, тут кивнуть, но не слишком сильно. Я помогаю, как могу.

Страх – это то, что мне очень хорошо знакомо. Клаустрофобия, панические атаки, страх оставить включенными газ и воду, страх сойти с ума, страх одинокой беспомощной старости, страх морщин, страх полноты, страх смерти близких, страх финансовой несостоятельности, страх войны, в общем – та еще трусиха!

Наступление эры радиотелефонов застало меня в «Ночных снайперах», где продвинутым мобильным пользователем была Диана Сергеевна. Настоящая фанатка всевозможных информационных технологий: интернета, сотовой связи, скайпа, ICQ. Меня это нередко раздражало и даже вызывало приступы ревности – она постоянно с кем-то созванивалась и переписывалась.

Самое ценное, что
есть у каждого из нас, – индивидуальность. Максимум, что человек может
приобрести за свою жизнь, – самого себя. Лучшую версию самого себя. Какой смысл играть чужую роль, беспрекословно доверяя законам, придуманным задолго до тебя обществом, с которым, по большому счету, тебя мало что связывает?..

Когда пришло время определяться с инструментом, я категорично заявила: «Хочу играть на скрипке». Сказала как отрезала. Это был совершенно осознанный выбор. Когда выбираешь такой инструмент, как скрипка, поначалу не представляешь, какие сложности тебя ждут. Не говоря о тех сложностях, которые поджидают соседей.

Маме и бабушке, слава Богу, хватило мудрости и терпения меня не форматировать под среднестатистические стандарты. Некоторые родители берут на себя завышенные полномочия и пытаются кроить судьбу ребенка по-своему. На меня же старались не давить, оставляя за мной право на собственное мнение и самостоятельные решения. Первое из которых я приняла в пять с половиной лет...

В тот день, когда меня забрали из ЛПМИ насовсем, мы с мамой привычно пошли на прогулку. Дойдя до места, где мы раньше поворачивали назад, мама не остановилась. Я же знала границу, до которой обычно гуляли. Не сразу вняв уговорам, я тронулась с места, но очень неуверенно... Демаркационная линия была преодолена – во всех смыслах. Мне было чуть меньше трех лет, когда я стала Светой Сургановой.

Можно флиртовать вот так, – сказала Джули, шутливо выставив грудь вперед, – а можно вот так. – Она постучала пальцем по виску. – Второй вид дается сложнее, потому что в него приходится вкладывать больше себя.

От одного взгляда на эту тринадцатилетнюю девочку захватывало дух. Она была похожа на тех несчастных детей, которым крепят крылышки на спину и фотографируют для календаря в образе ангелочков. Длинные светлые волосы падали ей на плечи непокорными завитками, а голубые глаза пронзали насквозь. Селеста производила впечатление… Да, его без преувеличения можно было бы назвать неземным.

Просто нужно встретить правильного человека. Кого-нибудь необычного. Того, кто понимал бы меня. Того, с кем бы мы идеально подходили друг другу. Я хочу, чтобы в наших отношениях были жар, химия и неразрывная связь. Понимаешь, о чем я? Мне хочется именно такого. Я оставила обычное и посредственное в прошлом.

Так что следующий Новый год мог начаться с долгого, чувственного поцелуя. Порой, когда они переписывались, у Джули возникало странное ощущение. Будто она чувствует его и знает, каково это – находиться рядом с ним вживую. Джули одернула себя. Что за глупые мысли. Может быть, между ними не пробежит искры. Может, вся эта глупая игра в переписку сводилась к одному флирту и ни к чему большему.

Мэтт приходил ей на помощь, каждый раз, когда ей это требовалось. Для такого зазнайки он оказался на удивление хорошим учителем, поэтому они часто занимались вместе допоздна. Разумеется, за все это время ей ни разу не представилось возможность помочь ему. Не стоило тешить себя надеждой, что у Мэтта могут хоть с чем-нибудь возникнуть трудности.

Она шмыгнула носом и почувствовала, что еще секунда – и она превратится в хлюпающую смесь слез и соплей. Вот что с людьми делает любовь. Выворачивающая наизнанку, всепоглощающая, вдохновляющая, многогранная, повергающая на колени любовь.

И я не собираюсь вместе с вами наносить визит верховному королю Элдреду, принц Балекин. Понимаете, я уже был во дворце. С вашим братом Даином. И принес клятву верности. Если он станет верховным королем, я готов принести присягу ему и только ему одному.

— Ты сказала, что это подарок на то время, когда тебя не будет рядом. Разве такое случится?

— И в этих историях герою необходимо сделать что-то невероятно ужасное с этим существом. Скажем, отрубить ему голову. Пройти испытание. Но испытание не любовью, а доверием, которое и снимает чары.

Что бы мы ни любили, любовь — наша самая большая слабость.

Ройбен попытался открыть рот, сказать хоть что-нибудь, чтобы остановить взмах ее руки, но приказ королевы сковал его, не позволяя совершить ни малейшего движения. Какой глупец! Нефамаэль насмехался над ним, искусно провоцируя, чтобы он совершил ошибку. Даже то, что прежде королева упустила возможность упрекнуть его, вероятно, было частью плана.

— Я говорю только с вами, госпожа, — сказал Нефамаэль. — Но не о вас. Ваши слабости мне знать не положено.

Вот и вы не такой, как все. Я было надеялась встретить заурядного мужика, чтобы он по условиям контракта не пил и не курил месяц, полюбить его за этот месяц и зачать хорошего мальчишку. Больше женщине разве что надо? Чтобы любовь и дети. На большее мы и не претендуем. Сами справляемся. И чтобы дети были здоровы, сыты, обуты, одеты, образованы, сильны и умны. Всего-то. И любили бы всё живое.

Я вас понял. Я, простой придворный офицер, герцог по дяде, скажу вам так. Мало ли кто как рождается, и мало ли какие родители друг друга ненавидят и готовы убить, а их дети терпеть не могут друг друга и родителей. И ничего из этого не следует. Жизнь идет! Мало ли! Если бы все вешались из-за семейных неприятностей, вообще бы на свете остались одни зайцы да медведи.

Когда я была совсем девчонка, у меня были вот такие косы… И за мной ухаживал один лейтенант… А я училась в школе. И он получил назначение и уехал. Когда я выходила за Костю, я у того просила прощения, мысленно. Я думала, что Костя — это клин. А вышло, что на всю жизнь.

Бывают спектакли жалостные, когда жалко потраченных денег. А бывают и радостные – когда уже и денег не жалко, спасибо, что все кончилось!

Он улыбается, и это такая приятная улыбка, что мне просто хочется забраться в нее и там поселиться.

Клавиатура устроена так, чтобы можно было легко сыграть мажорную гамму. Но на гитаре ты чувствуешь интервалы. Это словно смотреть прямо в музыкальную ДНК. Я покажу тебе как-нибудь.

И все равно это идеально. Идеально, громко, сложно и реально. Толпа стоит, качаясь вокруг меня. Джейк обнимает меня за талию и целует мое ухо. Пульсация колонок смешивается с теплым биением моего сердца.

Музыка всегда была моей единственной связующей нитью с ним. И в этом он никогда меня не подводил. Я нажимаю Play — и отец появляется каждый раз.

Всю свою жизнь я пыталась понять своего отсутствующего отца. И все это время ничего не знала о маме.

Быть может, дело в том, что я всегда воспринимала гитару как неотъемлемую часть вокального выступления. Благодаря роликам на YouTube я даже научилась играть старые песни Тейлор Свифт. Эта гитара является моей главной ценностью. В случае пожара первым делом я буду спасать именно ее.

K-pop – вся индустрия айдолов – это не только красивая картинка и сумасшедшие танцевальные элементы. Вложив душу, вы можете помочь людям. Изменить их жизни.

Тебе не нужен талант, чтобы стать лучше. Доведенные до мастерства навыки никогда тебя не подведут!

Но k-pop очень похож на своеобразную фабрику. Компании охотятся за талантами в школах, торговых центрах, социальных сетях, на YouTube и конкурсах. Даже, если только попав в компанию, человек не отличается особыми навыками, со временем он превратится в бриллиант.

Когда наши враги вернутся, а это точно произойдет, я должна быть готова. Теперь это мой дом. Это мое королевство.

И все же у меня нет страха. Неистовая радость полета настолько глубока, что ощущается словно агония и заглушает все остальные ощущения.

Вы же знаете, что я не буду счастлива. Как я могу быть счастлива без вас?

— Адерин. Я надеялся, что снова увижу вас во сне. — Это не сон. Я здесь.

Если бы желания были перьями, бескрылые могли бы летать.

Я больше не семнадцатилетняя девочка, которая тратит свое время, как ей заблагорассудится. Я больше не леди Адерин. Я Ее Светлость, защитница доминиона Атратис, единственная госпожа замка Мерл и прилегающих к нему земель.

Не начинай дела, которого не сможешь довести до конца.

Я боюсь кричать тем, кто не хочет слушать. Тем, кто слеп. Диким зверям, с которыми невозможно разговаривать. Ослепленным ненавистью. Ненависть — это яд.