Полицай, ошеломленный на мгновение, сунул руку под ватник. Но Зоя действовала уже как в спортивном тире. Она, не опуская руку с пистолетом, повернулась всем телом и, не целясь, почти навскидку, выстрелила во второй раз. Пуля угодила предателю в горло, и полицай отшатнулся к забору.

Канунников понял, что спасти девушку мог лишь он один, потому что находился за спиной немецкого солдата. Но стрелять лейтенант с такого расстояния опасался, потому что мог зацепить девушку. И тогда Сашка вскочил, став похожим на оживший сугроб, и с двумя пистолетами в руках бросился на врага.

Изменник улыбнулся и ничего не подозревая зашагал к выходу, догоняя выходящего из помещения Максима. Едва он приблизился к чулану, где уже лежало тело умирающего старика, разведчик, действуя для того неожиданно, резко и быстро, схватил его одной рукой за ворот рубахи, а второй, в которой сжимал нож, трижды вонзил лезвие полицаю в живот: - Родина тебя приговорила!

Максим шагнул в дверной проем вслед за Ворчуном. Резким движением он выхватил из ножен немецкий боевой клинок. Потом быстро схватил старика сзади за горло, и с коротким замахом ударил его в спину. Скованный неожиданными действиями разведчика хозяин хутора дернулся в ответ, резко напрягся всем телом и сразу же начал обмякать.

Максим жестко толкнул в грудь Шефера, потом изобразил сильный удар в живот фельдфебелю Мюллеру, пихнул в бок рядового Коха, отчего те сразу же завалились на землю. Примерно то же самое проделал со остальными разведчиками Фишер. Солдаты возле него с шумом стали валиться на траву и в кусты, роняя при этом свое оружие.

Не церемонясь с вызванным из строя курсантом, Шефер крепко схватил его пальцами за бровь над левым глазом, крепко сжал ее и стал быстрыми движениями делать так, будто поворачивал ее по направлению часовой стрелки. Рихтер застонал от сильной боли, зажмурился и тихо завыл под воздействием приема, выбивавшего разом всю волю их человека.

Максим оценил его действия как новый вызов и, разгоряченный ломавшим его сознание выкриком наставника о необходимости добивать на войне противника, снова атаковал Гюнтера. Очередной его выпад с отчаянной работой кулаками по цели сделал свое дело. Курсант, находившийся в общем строю под номером двенадцать, опять рухнул на землю.

Мастером мальчишеских драк Максим никогда в своей жизни не слыл. Но если ему приходилось сходиться на кулаках с кем-либо в детском доме или на улице с городскими ребятами, то дрался он всегда отчаянно и до самого конца. Его храбрость почти всегда помогала ему одерживать победы над соперниками.

Акимов чувствовал, что причина убийства Натальи Рогозиной не банальная поножовщина на почве ревности, неразделенной страсти или семейной ссоры. Это было что-то большее. Что-то, что крылось в тени её прошлого, в событиях ее жизни, произошедших до встречи с Рогозиным, о которых Артем ничего не знал.

Все еще смеясь, Серафима Петровна заняла место напротив капитана, но когда за ее спиной хлопнула дверь, возвещая о том, что старшина ушел, смех мгновенно растаял. Глядя в серьезное лицо капитана, Серафима Петровна вспомнила все, что с ней случилось, и залилась слезами.

Глухой удар о стену прозвучал в ушах Серафимы Петровны, как взрыв, но она не вздрогнула. Глаза неотрывно смотрели на хозяйскую кровать. Там, по самому центру, лежала Наталья. Неподвижный взгляд устремлен в потолок, руки закинуты за голову, запястья туго перетянуты обрывками простыни, и все, на что падал глаз, было залито кровью.

Буквально за первым поворотом им открылась неприглядная картина. Мужчина лежал на спине, устремив остекленевший взгляд в потолок. И без проверки пульса было понятно: жизнь ушла из его тела задолго до того, как сюда наведался дворник. Из одежды на покойнике остались лишь семейные трусы в мелкий цветочек и пара синих носков.

На месте их ждал сосед потерпевшей. Убийство произошло буквально через десять минут после того, как он расстался с жертвой. Следователь Семенов, возглавлявший опергруппу, мысленно потирал руки. Еще бы, такое везение! Нечасто работникам уголовного розыска удается попасть на «мокруху», когда еще след преступника в прямом смысле не остыл.

- Мама, - еле слышно прошептала женщина и начала оседать на пол. Соприкоснувшись с половой плиткой, бутылки в холщовой сумке весело звякнули, но этого Зинаида уже не услышала. Тугая удавка затянулась на ее шее, сознание помутилось, и она выпустила сумку из рук.

Вечером после работы в офисе Батый подъехал к престижному «Канцлеру». Хостес на входе сразу провел его к забронированному столику. Удо, в ожидании гостя, не стал пока делать заказ, просто попросил чашку кофе по-турецки. Минут через десять к нему подошел мужчина восточной внешности. Разведчик сразу узнал его, они были знакомы, так как мужчина выполнял роль одного из помощников и телохранителей.

Если бы мы согласились, то это была внутренняя рассылка по Германии. Выявить такую корреспонденцию было бы трудно. Слишком много сортировочных узлов почтовой связи. Другое дело письма из-за границы. Количество пунктов через которые корреспонденция приходит в страну ограничено.

Руководитель экспортно-импортной компании по поставкам с Ближнего Востока специй и сухофруктов Удо Шефер, известный среди радикалов Германии, связанных с террористической организацией РАФ под прежним именем Юрген Краузе, а среди арабских революционеров как Юсуф Бируни, сидел в конторе и разбирался с накопившимися бумагами.

Уильям хорошо владел техникой вербовки. Собеседника не стоит в чем-то настойчиво убеждать, так как в человеке сразу рефлекторно проявляется желание возразить. Значит он начнет активно сопротивляться, искать контраргументы, обосновывать свою позицию. Как известно, самым эффективным способом убеждения является ситуация, когда он сам начинает убеждать себя.

Азиз является одним из региональных представителей Народного Фронта Освобождения Палестины. НФОП доктора Хабаша и первый претендент в руководство террористического профсоюза. Если ФАТХ Ясера Арафата, хотя бы на словах склоняется к социализму, то Народный Фронт не скрывает своей агрессивной направленности на основе маоизма китайских товарищей.

Он рассчитал все до секунды. Удар в затылок должен был отбросить гостя к ногам троицы и они бы уже спокойно скрутили оглушенного молодого человека. У Олега мгновенно включился режим боя. Хороший спортсмен, он мог сразу собраться и действовать без раскачки. Он добавил нападавшему сзади ускорения и подправил его в ноги ожидавших врагов.

Лев вышел из дома Гузенко к фонтану, чтобы подышать воздухом. Театральность преступления заставляла его думать, что он стал пленником декораций к хоррору, срежиссированному убийцей.

Трупы казались ему интереснее живых людей и, похоже, платили за такую привязанность откровенностью. Если истерзанное тело могло что-то сообщить о последних часах своей иногда отнюдь не мучительной жизни, оно открывало свои тайны Санину как другу, врачу или священнику на последней исповеди.

– Вскоре здесь будет работать команда экспертов, – уверенно продолжал Гуров. – Нужно будет дать показания. А пока – я уверен, вы согласитесь со мной, – мы должны думать о сохранности улик. – Он посмотрел на рыдающих на плече друг у друга огнеметчиц. – И рассудка.

В пустоте широкого черного экрана, как жук в пролитой смоле, с высунутым языком застыл, раскинув руки, продюсер. Кто-то примотал его запястья к экрану скотчем. У его ног в дорогих ботинках лежала коробка из-под кинопленки.

Лев серьезно кивнул. Многие женщины, чьи фото он видел в делах об убийствах на почве ревности, жестоких, иногда групповых изнасилованиях, были именно такими, как Оля Мещерская. Прекрасными. Тонкими. Разочарованными в жизни и безмерно любившими ее одновременно.

Оставшись в одиночестве, Гуров подумал, что уже не первое упоминание змей за последние сутки сулило ему беду. Словно нечто таинственное, хищное и опасное подползло и сворачивается кольцами вокруг.

Грабитель быстро пришел в себя и попытался ногой ударить назад, как лягается норовистая лошадь. Однако мощный удар локтем в шею его тотчас же утихомирил. Гуров, который редко брал с собой наручники, наклонился и вытряхнул из упаковки новенький ремень. Прочный, широкий – вот и пригодился.

Девушка лежала в коридоре в нелепой позе без сознания. Из-за тесноты она свалилась прямо на гору вещей на полу. Халат задрался, обнажив худые ноги, тапки разлетелись в разные стороны. Посетитель врезал ей по виску чем-то тяжелым, и теперь по брови стекала струйка крови, а лопнувшая от удара кожа наливалась багрово-синей шишкой.

– Ты че! Урод! И снова раздался звук удара, теперь уже приглушенный. А потом грохот, какой издает человеческое тело при падении. Его опытный оперативник распознал мгновенно и стремительно метнулся на звук.

У парней вскипела кровь в охмелевших головах: один накинулся, остальные поддержали. Но потерпевший служил когда-то в ВДВ. Раскидал нападавших в разные стороны в два счета, тем пришлось улепетывать со всех ног. Парни от обиды за такой позорный финал в качестве трофея прихватили его рюкзак. В котором потерпевший нес домой… рога.

Стас болтал как обычно, был даже слишком весел. И Лев Иванович сразу почуял неладное – его друг и напарник имел привычку прикрывать плохое настроение шутками и бесконечным балагурством. Словно хотел хотя бы словесно отвести грозовую тучу, что повисла над головой.

Гуров был печален от мысли, что закон, который они представляют, так и не смог помочь несчастной женщине. Сухо отметил: – Адвоката для нее я пришлю другого. Мы виноваты перед ней, очень. Надо попытаться хоть что-то исправить.

Подозрительного типа они заметили не сразу. Тот ничем не отличался от большинства базарного люда. Вначале он приблизился к Наталье почти вплотную, будто хотел внимательнее ее рассмотреть, затем отошел в сторону, но так, чтобы не терять Наталью из виду, потом приблизился еще раз…

- Значит, вы никогда не знали женщину по имени Зухра Мажитова? – Гуров недоверчиво усмехнулся. – Вот уж не подумал бы, что вы такая забывчивая… Что ж, коль вы и вправду забыли, то я вам напомню. Это – та самая женщина, которую вы приказали убить.

Гуров же между тем, ничего не говоря, подошел к женщине, молча и пристально на нее посмотрел, усмехнулся многозначительно и затем сделал то, чего ни сама женщина, ни Крячко никак не ожидали. Лев Иванович дотронулся до волос женщины, и в его руках оказался парик!

Выяснилось, что под наблюдением врачей-психиатров в данный момент находятся целых три изобретателя. Правда, женщины среди них не было ни одной, все трое – мужчины. Все они до недавнего времени пребывали в лечебнице в связи с обострением диагнозов. И вот один исчез бесследно прямо из больницы, можно сказать, из-под носа санитаров.

Николай подошел ближе и наклонился над телом. - Не прикасайся, - сказал Василий. – Мало ли что… Вдруг это душегубство… Оставишь свои отпечатки, потом доказывай, что это не ты ее погубил… Николай в испуге отпрянул.

Какое-то время было тихо, затем из овражка раздался женский крик. Да какой – громкий, испуганный, просто-таки душераздирающий! Василий и Николай мигом выскочили из своих укрытий и устремились на этот крик.

Гуров еще раз окинул комнату взглядом. Ясно, почему сработала охранная система. Пуля прошла навылет и застряла в щитке системы, прямо в реле, управляющем решетками. Щиток висит на стене, рядом с распределительным. Получил объяснение и странный звук, издаваемый решетками. Поврежденное реле недолго сбоило, то запуская механизм, то отключая его.

Олег Святский лежал на спине, раскинув руки, словно взмахивал дирижерской палочкой. Рубашка в ярко-синюю клетку обильно залита кровью. Пулевое ранение в грудь говорит, что никакого сумасшедшего не было, в музей проник убийца.

– Ужас какой! – прижала ладони к щекам Дементьева. – Он же мог что-нибудь повредить! Мне надо срочно проверить состояние экспонатов. Но с места не сдвинулась, беспомощно оглядываясь вокруг. Похоже, она не могла сообразить, с чего начать осмотр, или же боялась того, что ее ждет. Наверняка одна из картин изуродована.

«Да что это за мерзкий звук?» – поморщился Гуров. Реденькая толпа, которую и толпой-то не назовешь, разве что с большой натяжкой, почти полностью покинула галерею, голоса стихли, и стал хорошо различим неприятный гул, сопровождаемый металлическим лязгом, словно где-то работал заедающий механизм.

Гуров в три прыжка пересек опустевший главный зал, чтобы увидеть, как дородный охранник, точно мячик, сверкая лысиной, выкатился из дверей вместе с толпой и устремился за каким-то мужчиной, разглядеть которого мешала вывеска на окне. Стрелявший?

Крики, вопли, топот ног… Акустика галереи не позволяла понять, откуда донесся звук, поэтому Гуров побежал к максимальному скоплению людей, чтобы защитить их и по возможности усмирить разгоревшуюся панику.

Ох, это отдельная песня. Сашка красавчик был, язык подвешен. В каждом селе — «невеста». Всем врал с три короба, что в Москву регулярно мотается, с актрисами лично знаком. К себе в кинобудку приглашал, разрешал бесплатно кино смотреть через проекционное окошко, ну и заодно… Это я понятно объясняю?

Тело аккуратно уложили в кузов на брезент. Дождь не унимался. Мост скрипел под натиском воды. Фары грузовика с горем пополам освещали дорогу. Под колесами чавкало, машину вело из стороны в сторону, кабина подпрыгивала на рытвинах. Водитель подался вперед, едва не касаясь лбом стекла, крепко сжимал руль, боясь, что машина вырвется.

Двор подметён, по утоптанной дорожке в сад пробежала кошка, мелькнула и пропала. Андреев наклонился к замку, попытался вставить в гнездо ключ. На связке болталась кожаная косичка — аккуратная, ровная, с вплетённой в неё золотой ниткой и с маленьким узелком в конце.

Привёз я с базы очень дефицитный фильм - «Бриллиантовую руку». Клубы просто ломились. Дети на яблонях сидели, через окна смотрели. По графику ему три вечера крутить: Заречье, Ухово, Курманово. В Курманово уже афиши развесили, народ готовится к вечеру, наряжается. И вот уже ближе к началу сеанса до меня слух: кино в Курманово отменили.

Кратко по ходу, — сказал он. — Первой обнаружила тело девушка, Любовь Андреева. Утром провожала отца на самолёт. Обратно пошла окружной через пшеничное поле. На обочине и увидела. Прибежала ко мне. Я сразу позвонил в райотдел, вызвал следственно-оперативную и скорую. Из райотдела прислали оперативника. Мы вместе с ним осматривали место.

Любка остановилась, прислушалась. Тишина, только колосья шевелятся. Где-то совсем рядом должна быть дорога к мосту. Шаг, ещё шаг. По правую руку что-то лежит, темнеет. Она раздвинула колоски, затаила дыхание. На земле телогрейка. Человеческая рука, ладонь вверх. Дальше голова, волосы слиплись, что-то черное и вязкое, как смола, лицо в сторону, глаза полуоткрыты.