Следователь же сказал, что Настю похитили из-за него, а если бы тогда, семь лет назад Звездин не бросил в лицо Айше страшные слова, а спокойно разобрался, то сейчас они были бы вместе, Айше была здорова, а Настя бы жила с каким-то другим мужем, от которого похитителям ничего не нужно.

— Вы сказали «убийство»? — Юрий дернулся. Его лицо побледнело. — Да. Сергея до больницы не довезли. Он умер. Никита намеренно отвернулся, чтобы не видеть, как вскинулся Алексей, ехидно фыркнул Максим, угрюмо скривилась Лидия и горестно всплеснул руками Юрий.

Группа прилетевших полицейских и охотники в дорогих, но теперь испачканных землей и хвоей камуфляжных костюмах смотрели друг на друга испытующе. Между ними, как граница, установилась гнетущая тишина.

Никита говорил уверенно, хоть и понимал, что шансов выжить у Звездина было мало. И врач, который первым спустился с вертолета, как-то тревожно качал головой и прятал глаза, отвечая на вопросы Никиты.

Никита бросил хмурый взгляд на пятно крови, почти впитавшееся в землю. Затем начал раскладывать щепки: одна длинная линия (тело), две покороче (руки), еще несколько (ноги, голова). Получился грубый набросок человека.

Спасатели в ярко-оранжевых касках и синих жилетах высадились на землю, съехав по веревке на спусковых устройствах, и уложили пострадавшего в специальные носилки, зафиксировав его двумя степенями страховки. Он был без сознания, сквозь бинты на груди проступили пятна крови.

Необходимо мыслить как Эдвин Ашфорд, считал Дронго. Бывший профессиональный сотрудник ЦРУ и бывший дипломат. Дважды прилетает в Иркутск до этого. И полетел в третий раз. Дважды останавливался в одном и том же отеле. Нет, даже трижды. И достаточно далеко от центра. Понять почему? Он никому не звонит, ни с кем не общается.

Днем они возвращались в Листвянку, чтобы отдохнуть в отеле "Маяк". После бессонной ночи и утомительной пешей прогулки, все разошлись по номерам. Дронго уселся за стол и включил свой телефон, проверяя необходимые ему адреса в Иркутске. Через час, даже не отдохнув, он принял горячий душ и вышел из отеля, почти сразу столкнувшись с Джоан. Она была в сером брючном костюме и своей куртке с мехом.

И он не останавливался там, а предпочитал жить достаточно далеко, – подвел неутешительный итог Дронго, – тогда почему? Если бы он прилетел в первый раз, то мог бы и не знать, что там рядом находиться отель. Но он прилетал в город уже в третий раз подряд. И в третий раз брал машину и ездил в Листвянку. Все правильно?

Дронго взглянул на часы. У него еще есть время немного покопаться в Интернете и попытаться найти ёоть какие-нибудь сведения об Эдвине Ашфорде. К его удивлению сведений почти не было. Очевидно, ушедший много лет назад на пенсию Ашфорд просто никому не был особо интересен. В четвертом часу дня он приехал в аэропорт. В ВИП-салоне он еще издали увидел Максимова, стоявшего рядом с двумя женщинами.

Надеюсь сейчас из за пенсионера Ашфорда третья мировая война не начнется, – очень серьезно произнес Максимов, – мы не поступаемся своим суверенитетом. В любом случае у прибывшего сотрудника ФБР не будет полномочий на самостоятельные следственные действия.

Мы опросили почти всех, кто живет рядом. Проверили каждого. Никаких результатов. И никто ничего не видел. Было раннее утро. Видимо американец приехал встречать рассвет на Байкале. Если это грабеж, то почему ничего не взяли? Убивали за его прошлые грехи? Некоторое время он работал в Ираке и Сирии. Но оперативником никогда не был. Тогда кто и почему?

— Парах Тироф, — поправил мага купец. — Цветок Безумия, или иначе его еще называют у нас Цветок Мести, это из одной легенды. — И о чем она? — О мести, которая свела с ума целый город, в общем, все умерли, — объяснил купец. — И это только легенда? — осторожно уточнил Митя. — Я вас умоляю. В нашем мире всякая легенда может быть только отчасти легендой, — он подмигнул магу и, откланявшись, вернулся.

… в луже собственной крови, лежал, раскинув руки, мужчина. Лицо его перекосило от боли и пережитого ужаса, а глаза… Вместо глаз зияли две кровавые раны. Видимо, убийца подозревал, что могут вызвать зеркальщика, и постарался замести следы. На седой бороде убитого виднелись кровавые брызги, но самое неприятное было в другом. Из каждой ладони страдальца торчало по осколку зеркала, а еще один застрял

— Простите, а дедушке вашему сколько лет? — А хто ж его знает, милок, ну уж не менее девяноста. — И вы думаете, у него роман с ведьмой? — уточнил Митя, делая на полях пометку. — Мож с ведьмой. А может с колдовкой какой, но уж точно неспроста он в кадку пырится. — Вы вот что, кадку крышкой накройте или платком, чтобы мужа не смущать. А будет время, зайду проверю.

— Кудай-то ты, господин маг, на ночь глядя собрался? Или тебе мало, что вчерась едва на клочки не разодрали, так не боись, сегодня раздерут. — Вы — сама душевность, Лукерья Ильинична. Но можете за меня не волноваться. Я при оружии. — Митя похлопал себя по кобуре, из которой торчала рукоять револьвера, — так что постоять за себя сумею. — Вы глядите в себя не пальните случаем, а то знавала я таких.

— Сглазили нас, тишина, благодать. А теперь вот пожалуйста, ни дня без работы. — Я бы больше удивлялась, отчего у нас такое затишье было, чем почему работать приходится, — призналась Стешка, поправляя рыжий локон, выбившийся из прически. — Сам же знаешь, затишье бывает только перед бурей. — Знаю, — согласился Митя, — но не представляю, откуда эту бурю ожидать. — Поживем увидим.

Убитым оказался хозяин квартиры Степанов Илья Захарович, а раненым мужчиной Евгений Биркин, зять убитого. Милицию вызвала соседка сверху. Женщина услышала выстрелы. Их было два. Биркин не мог объяснить, кто и как убил его тестя.

Таксиста, бывшего спортсмена, к тому же судимого, должны были приговорить к большому сроку, а может быть и к высшей мере. Но Немирович каким-то внутренним чутьём почувствовал, что мужчина невиновен. Тогда он на совещании у высокого начальства громко заявил: «Не верю!» В итоге оказался прав.

Возразить Глущенко Костя не мог. Нечем было. Всё складывалось так, что виновен в убийстве муж Ольги. У него и мотив, и отсутствие алиби. Вот только прямых улик нет. И нож. Это чертовщина с ножом не давала покоя Немировичу.

Вот что значит маленький город. Только вчера погибла Ольга Нечипоренко, а сегодня уже судачат, что в городе убивают. Да, прав был Глущенко, здесь всё совсем по-другому. И эту особенность маленького городка впредь надо учитывать.

– Она? – спросил Костя, положив фото женщины перед Нечипоренко. Мужчина молчал. Костя внимательно наблюдал за реакцией Сергея. Лицо не выдавало никакой взволнованности, лишь только авторучка в руке Нечипоренко предательски задрожала.

Костя подошёл к таксофону и увидел такую картину: на полу будки, положив голову на колени, сидела девушка. Вернее, труп молодой девушки. Уже побледневшие голые руки, безжизненно опали и лежали ладонями кверху. Подол простенького ситцевого платья был в крови.

«Каждый кузнец своего счастья»… Может, пора взять молот в руки?

Мало кто поймёт, какое это наслаждение — копаться в пожелтевших бумажках и извлекать из них на свет божий не просто эпизод из чьей-то жизни, а часть истории целой страны, которая как раз и состоит из таких вот крошечных фрагментов.

Девушка хорошо запомнила одну истину, когда год назад вместе с подругами путалась под ногами сыщиков в деле «Королевы Марго»: чаще всего преступления совершаются близкими людьми в отношении своих родных. Ревность, деньги, наследство, личная неприязнь — причин может быть тысяча.

Нам игрушка кажется смешной, нелепой, громоздкой, а у кого-то, может быть, это будет самым ярким воспоминанием из детства…

Они старались скрывать от окружающих эти хрупкие отношения, даже самым близким подругам девушка не решилась рассказать, но те и сами «сложили два и два»: жизненный опыт и склонность к авантюризму — сильное сочетание.

Задержанный «искуситель» сидел тем временем в углу комнаты на расшатанном стуле и смотрел в одну точку. Невысокий, кругленький, с глубокими залысинами и печальными блёклыми глазами, он совсем не походил на маньяка. Но нигде и не сказано, что маньяки выглядят как-то по-особенному.

Маламут ударил неожиданно. И очень быстро. Макс успел среагировать, но лишь слегка отвел голову. Маламут бил мощно, на убой, но Макс сумел ослабить удар. В нокаут не отправился, но в глазах заискрило. На ногах он устоял, даже привел себя в готовность ударить в ответ. Но не ударил.

Макс вспомнил, как отдал Регину на откуп спецназовцам и дежурной части районного ОВД. Не приехал за ней, хотя мог. Но сейчас он искупил свою вину перед ней. И подозрения с нее снял, и домой сейчас отвезет. А там уж будет видно, что делать дальше. Регина так соблазнительна, а часик-другой из плотного графика работы Макс вполне мог выделить…

— Стоять! Мужчина оглянулся, но к Воронову не развернулся. Из положения спиной к нему и ударил. Ногой. Из-под себя. Удар опасный из-за своей убойной силы. Только вот Макс был начеку. Ушел от удара, одной рукой поймал ногу, другой вцепился в корпус противника. Одно мощное движение, и Лева уже лежит на животе.

— Из милиции! — предупредил Макс. Но Фрол не внял, попытался схватить незваного гостя за шкирку. Макс поднырнул под руку, обхватил противника за мощный торс. Оторвал от пола, придал ему положение, близкое к вертикальному и выпустил из захвата. В падении Фрол сгруппировался, упал на руки, но легкость, с которой Макс уронил его, заставила парня задуматься.

Убийство — это все, конец фильма, а после ограбления можно жить дальше. Но если покойник, как правило, остается лежать на месте, то ограбленный может уйти. Небезызвестный Тим Румянов ушел. Получил по голове, остался без денег, сел в машину, но до дома так и не доехал – потерял сознание, врезался в столб…

Макс ударил мужчину в подбородок, удар точный, выверенный, не очень опасный, хотя Кобрин вырубился мгновенно. А вот его напарника Макс бил со всей силы. Мужчина набросился на него сзади, попытался сгрести в свои медвежьи объятия, но получил локтем в солнечное сплетение. Сознания не потерял, но боль скрутила его в бараний рог, и он упал на землю.

Твоя голова уже забита этим чертовым трупом!

Это потому я ем и не толстею, Прошенька, что я ведьма! А еще потому, что мозговая деятельность у меня всегда бурная! И на это идет много калорий!

Но именно это мне и нравится в тебе! Цинизм, здоровый аппетит и прямота!

Господи, Таня, зачем я согласился ехать на курорт на твоей колымаге!

Я подумала, что чем дольше событие «маринуется» во времени, тем более нелепыми и насыщенными фантазиями пытаются его приправить репортеры, будто это не новость, а шашлык, который без щедрой порции выдумки покажется пресным.

Слишком уж логично, почти как в голливудском боевике. И именно эта идеальная логичность заставляла внутреннего скептика во мне насторожиться.

Я молча подошла к стойке и положила перед Артемом купюру. Он кивнул, одним движением приняв плату, и снова отступил в свою молчаливую тень, не задав ни одного вопроса. Как же здорово, когда тебя понимают без слов, чувствуют твое состояние и при этом не лезут в душу с расспросами, сохраняя эту драгоценную дистанцию.

Они не хотели творить зла. Просто один раз попробовали переступить грань – посмотреть, где кончается человек и начинается среда. А потом уже не могли остановиться, каждый новый шаг оправдывали предыдущим, каждый эксперимент называли необходимостью, и так по замкнутому кругу.

Я думаю, что адаптация – это не просто выживание. Это способ живого помнить окружающий мир и подстраиваться под него. Значит ли это, что все живое учится? И если да – где граница между растением, бактерией и человеком?

По сути, любая живая структура существует на грани двух состояний: устойчивости и разрушения. Все, что переживает стресс и не распадается, становится сильнее именно потому, что хранит след. Это и есть память, только не когнитивная, а физическая, химическая, энергетическая.

Кажется, с каждым годом я становлюсь все сентиментальнее. Но возраст ли тому виной? Может быть, дело в человеке, которому я до конца не верю, но к которому меня неудержимо тянет.

Складывалось впечатление, что все в моей жизни держится на тонких нитях – одно неловкое движение, и все оборвется.

Маньяки зачастую действуют осознанно, и если уж оставляют знаки, то точно подчиняют их своей внутренней, пусть и не всегда очевидной, логике.

Обида на Юлю все еще тлела где-то глубоко внутри, словно горячий и колкий уголек. Но поверх этого пепла поднималось другое чувство –— леденящий, тошнотворный страх от осознания, что все могло закончиться куда хуже. Этот страх был сильнее злости.

С каждым моим словом у него все чаще дергался правый глаз, а сам взгляд стал бегающим, словно Олег пытался найти спасательную соломинку. Он явно не ожидал, что получит отпор от жертвы. Как же быстро предвкушение легких денег сменилось страхом. Однако стоит отдать ему должное, он все еще не терял лица и находил в себе силы, чтобы изредка улыбаться.