И, когда я это пишу, я осознаю, что память – такой же акт творения, как и свидетельство очевидца, и что одно без другого – как дерево без ствола, крылья без птицы, книга без повествования.

Опыт – это всего лишь мгновение. Осмысление же этого момента и есть жизнь.

— Скоро все узнают твою ценность. Что твоя кровь невосприимчива к болезни, унесшей жизни представителей нашего вида. Каждый из них захочет попробовать — и не сможет устоять перед укусом. Моя защита — единственное, что стоит на их пути.

— Но как только ей предложат шанс жить вечно, она почувствует себя совсем по-другому. Никто не сможет устоять перед таким искушением. Ни разу за мою долгую жизнь никто не отказался от этой возможности — даже те, кто называл меня своим врагом. — Она другая.

— Ты спасительница, в которой нуждается твой народ… Ты можешь спасти их всех… Неужели ты не хочешь принести эту жертву?

Было легко сохранять невозмутимое выражение лица, потому что мое сердце коснулось пустоты. Я не смела взглянуть на его левую руку, где золотое кольцо отражало пламя камина.

— Думаешь, все, что ты описал, звучит хоть сколько-нибудь привлекательно? Ты видел, как целые семьи приходят и уходят… превращаясь в прах. Это самая депрессивная вещь, которую я когда-либо слышала. Зачем мне на это смотреть? Почему я должна желать увидеть смерть всех людей, о которых я заботилась… и жить столетиями с этими ужасными воспоминаниями? Зачем мне менять солнечный свет на тьму?

Мужчина никогда не должен говорить женщине, что любит ее, если он не готов сжечь ради нее мир.

В конце концов, понять — это тоже способ увидеть.

Никто не ищет собственными глазами объяснений своим верованиям, а пытается найти предлог, чтобы продолжать верить.

Ведь женщинам безразлично, были эти люди осужденными, моряками или душами из чистилища. Такие они, эти женщины: могут лишить себя куска хлеба ради несчастных.

Слепого называют слепцом не потому, что он незрячий, а потому, что люди одержимы стремлением навешивать разные, иногда невообразимые ярлыки.

Бывает, люди тоже ведут себя, как животные, нередко они и есть звери.

Когда твоя жизнь прошла вдали от моря, и ты вдруг оказываешься на его берегу — это как обнаружить себя на краю пропасти, даже хуже, потому как и упасть-то на землю невозможно, а можно только утонуть.

— Значит, одному брату власть, слава и почет, а другому ничего? — усмехнулась я. — Вместе со славой идет и ответственность. И борьба. — С кем? — Со Змеем внутри себя.

— Если бы я ему нравилась, он не пытался бы меня убить! — гневно бросила я, сжимая кулаки. — Он ничего не делает просто так, Суженая Лютого Змея. Твой суженый хладнокровен и умен. Если он поранил тебя, то знал, что сможет залечить раны.

Мы все обязательно должны быть нужными, должны дарить кому-то любовь, заботиться, делить с родными радость и горе, иначе мы угасаем.

— Аркан — это орудие, созданное для единственной цели, — тихо произнес князь, и в его голосе звучала сдержанная ярость. — Он вытягивает из человека душу. Все, что делает тебя собой — твои мысли, чувства, силу, — аркан превращает либо в оружие, либо в источник силы для того, кто им владеет.

— Воспитывать силой и страхом — плохая идея! — громко сказала я, чтобы все слышали. — Лучше добротой, терпением и любовью!

— Хочу домой, конечно! Дома тепло и сухо, и стиральная машина, и интернет, а еще хорошая работа, — стала размышлять я вслух. — Дома… — Так тебя никто не ждет там? — Ну как не ждет, подруги, мама! Маникюрщица Света, еще я песика подкармливаю у заправки…

Внезапно Кэтлин воскликнула что-то неразборчивое, и ее движения стали дергаными, так что пирамида зашаталась. А потом она застучала по стеклу, раз за разом, игнорируя остальных, хотя они просили ее прекратить и сказать им, что не так. Но она не останавливалась, и, прежде чем Джерси поняла, что произошло, они все повалились на пол, взмахивая руками и ногами.

Алисса предпочла положиться на Линн, и та рассказала то, что удалось установить, избегая лишь наиболее мучительных подробностей, поскольку все равно не могла смягчить удар. С каждым словом, вылетавшим изо рта Линн, из глаз миссис Джессоп утекала жизнь. В этот момент Алисса видела в ней своих мать и отца, когда им сообщили, что их сын убит. Ах, если бы они знали правду!

Она посветила девушке на бедро, и смутное воспоминание зашевелилось в глубине ее разума. Что-то в этой отметине было знакомым. Она повернулась спросить Корда, что он думает, но в следующий момент ей бросились в глаза руки девушки. – Господи боже! Что случилось у нее с пальцами?

Каким-то образом она провалилась в самую черную в мире кроличью нору. Никогда в жизни, даже в тот раз, когда Бо уговорил ее сходить с ним в парке аттракционов в «Самую страшную в США комнату ужасов» она не испытывала такого всепоглощающего страха.

Тихоня резко дернула пояс на талии Рейчел, завязывая его, и тем самым вырвала ее из фантазий. Рейчел попыталась встретиться с ней взглядом, задать вопросы, застрявшие у нее в глотке, но девушки упорно отводили глаза. Рейчел подумала, что у одной на лице все-таки мелькали временами жалость и сострадание. Кто она такая? Сколько она уже здесь? Какова была ее жизнь до этого?

Внезапный толчок перевернул ее на бок, и она поняла, что находится в движущейся машине. Но в чьей, и почему, и с какой стати в ней темно? Она зажмурилась, борясь с приступом тошноты, а потом снова распахнула глаза, с колотящимся сердцем, которое будто пыталось выиграть в гонках: вернулось воспоминание о последних мгновениях до этого пробуждения.

Поезд, поля, кафе в фургоне, голубая крем-сода, говорящие кошки… Если опи- сать этот сон, то на ум приходило лишь одно слово — «удивительно».

— Отвага, которую человек собирает по крупицам, легко уносится ветром от- каза. Только те, кто действительно уверен в себе, могут не отступать.

Даже если это история со счастливым концом для второстепенного персонажа, я бы хотела, чтобы она получилась по-настоя- щему хорошей, а не просто заполнила место в памяти телефона.

После эры Рыб наступила эра Водолея — время духовно- сти, интернета и воспевания индивиду- альности. Все это поведали мне кошки, что встретились во сне.

Я сама превратила свою жизнь в ис- торию о Золушке, которая изо всех сил пытается выбраться из нищеты. Будто, если я продолжу так себя вести, то меня позовут на бал или куда-то еще в этом духе. Но в реальности все совсем иначе. В моем случае стать максимально изящ- ной и элегантной, насколько я могу сей- час, — значит самостоятельно пригласить себя на бал.