Стоик со своей «внутренней цитаделью» может пережить отсутствие друзей или предательство, но он стремится заводить друзей. Стоики называют любовь «безрассудной дружбой», возможно, имея в виду, что дружба — это любовь, выходящая за пределы эроса, и что любовь заканчивается в дружбе, когда немного остепенится...

Обстоятельства могут быть враждебны человеку, и стоические философы, наиболее популярны из которых император Марк Аврелий, бывший раб Эпиктет и миллионер-регент Сенека, отлично чувствовали это на себе. Как действовать, осознавая свою зависимость от обстоятельств? Является ли эта зависимость абсолютной, даже когда кажется, что я ничего не могу изменить?

Но… Но мне, наверное, очень сильно хотелось поверить, что для кого-то я смогу быть просто Энрике. Девушкой, которой не обязательно иметь дар, чтобы ее любили.

— Говорят, ожидание смерти делает жизнь особенно сладкой…

— Эни, уверен, у тебя есть дар. Только еще не пробудился. Но однажды обязательно наступит момент, когда ты сделаешь то, чего еще никогда не делала.

Это все была любовь. Незаметная, тихая, та, что легко обесценивается и воспринимается как должное, та, которая заглушается грустными событиями, обидами, недомолвками. Но которая никуда не исчезает, помогает пройти через боль и препятствия.

Кого он узнает — меня или белокурую подругу детства в платье из блестящей аквамариновой ткани? Останется ли он ради нее — или сбежит со мной?

Я была низкой, русоволосой и сероглазой, с коричневыми веснушками, рассыпанными по щекам, плечам и груди. Ни одной семейной черты: высокого роста, изящного сложения, вьющихся светлых локонов. Но самым страшным оказалось то, что у богов не нашлось для меня дара.

— Я спасу тебя, — сказал он, целуя Марью. — Нет, — отрезала она. — Что ты говоришь?! — Твой дар — управлять мертвецами. Ты знаешь, как никто другой, что, умерев и воскреснув вновь, я перестану быть прежней. Это буду не я, любовь моя…

— И что ты можешь предложить мне в случае твоего проигрыша? — усмехнулась она. — Свою душу. Но если я выиграю — ты отпустишь нас обоих. — Звучит заманчиво, — ответила богиня. — Но если ты проиграешь — твоя смертная жизнь оборвется и ты никогда не сможешь попасть обратно в Явь.

— Хочу сказать тебе спасибо, — прошипела я ему на ухо, пока он ошарашенно смотрел на кинжал. — Никогда не имела привычки доверять людям. Не стоило и начинать. Благодаря тебе я лишний раз в этом убедилась, любимый…

— Для любви нет понятий «хорошо» или «плохо», — еле слышно ответил Демьян. — Неважно, какую сторону ты выбираешь: светлую или темную. Человек, который тебя любит, всегда будет на твоей.

— Темная магия всегда берет что-то за обращение к ней, светлая же, наоборот, дарует. Ты разве этого не знала, неразумное дитя?

Не поддавайся эмоциям! Любовь — это чувства, — выплюнул старик. — А чувства приводят к подчинению. Не забывай, кто она и для чего ты находишься в этой школе.

Когда он подходит ближе, я хватаюсь за дверную ручку. Странно улыбнувшись, он все же делает два шага назад. – Что, боишься меня? – Нет. – Я бы удивился, если бы ты ответила по-другому. Одобрительно кивнув, он опускается на стул. – Почему? – спрашиваю я, продолжая держаться за ручку. – Разве может человек, убивший столько людей, кого-то бояться?

Я представляла, как за мной придет Смерть с косой. У нее не будет лица, но я и без него пойму, что она криво и едко ухмыляется. Она не издаст ни звука, но я все равно услышу ее мерзкий самодовольный смех. Когда Смерть протянет ко мне невидимые руки, я почувствую, как она вырывает длинными когтями душу из моего тела.

Глядя на разбитые колени, я все отчетливее слышала невероятную, но простую истину в своей голове: я скоро умру. По-настоящему. Так, как умирают люди из новостей и газет, как умирают дальние родственники и знакомые друзей. Я так часто слышала о чьей-то смерти, даже не задумываясь, каково это – умирать самой.

В какой-то момент из-за слабости в дрожащих ногах я поскользнулась на середине лестницы и кубарем покатилась вниз, сбивая в кровь колени о края порожков. Долгое время я сожалела, что не сломала в том падении шею.

Спустя три года, в течение которых мне пришлось пережить несколько судебных заседаний и пройти полноценный курс психиатрической реабилитации, я все еще заложник игры. Потому что организаторов никогда не устроит ее результат, и им никогда не будет достаточно того, что уже случилось. Сколько бы жизней ни унесла прошлая трагедия, они никогда не откажутся от еще одной.

Корчась и плача, я не сразу заметила, как эта жижа начала пузыриться, закипая прямо подо мной. Тело сгорало медленно. Боль полыхала снаружи и внутри, а затем она вдруг прекратилась. Тогда же я увидела карточку-приглашение на игру, плавающую на кипящей поверхности…

Я-то привыкла считать, что быть Кеми – значит естественным образом оставаться привязанным к лаборатории, копаться в книгах, соблюдать традиции. Но Клео показала мне, что фамилия Кеми связана с приключениями и поиском. Отважным проникновением за грань тайны. С чем-то совсем иным.

Поцелуи. При возможности собирать в бутылки. Их можно использовать как мощное укрепляющее средство: от горя, страха, напряжения, отчаяния, гнева… Может быть, равноценно Аква вита.

Сплетённые змеи – это же древний символ алхимиков, представляющий противоборствующие силы, которые алхимия старается удержать в равновесии: жизнь и смерть, болезнь и здоровье, простецы и Таланты.

Чтение чужих книг зелий сродни сокровенному обряду. Я всегда начинала дёргаться, стоило кому-то взять рюкзак, в котором лежала моя книга, не говоря уже о самой книге. Он содержал мои мысли: вопросы, наблюдения, опыты, – всё глубоко личное.

Алхимия награждает усидчивых – а не первопроходцев.

Затаившись в углу у входа в комнату, я ждал гостя. В коридоре был человек, я слышал его медленные осторожные шаги. Он следил за мной от самого дома, думал, что обхитрил меня, хотел застать врасплох. Но не тут-то было. Я уже чувствовал его дыхание. Он был совсем близко и он боялся.

Чем дольше я рассматривал себя в зеркале, тем больше мне становилось не по себе. Все дело в глазах. На меня словно смотрел другой человек, будто кто-то прятался за маской моего лица. От этого взгляда по коже бежали мурашки, а волосы на руках вставали дыбом. Зрачки горели огнем, в них пылала страсть. Я не мог отвести глаз от отражения, а губы начали растягиваться в улыбке. В чужой улыбке.

Все это напомнило огромный муравейник. Муравьишки спешат по своим делам, у каждого в этом городе своя большая мечта, каждый себя считает особенным, достойным признания этого мира. Воздух здесь пропитан амбициями, высокими целями, но это лишь красивая обертка. Стоит ее снять, и останется грязный город, заполненный несчастными опустошенными людьми.

Я шел по улице, направляясь к своему дому. Мой взгляд постоянно падал на капли крови на белом кеде. Я пытался отвлечься, смотрел по сторонам, на осеннее небо, на спешащих прохожих, но красные пятна притягивали к себе внимание снова и снова. Они словно кричали мне: «Эй, посмотри сюда, видишь нас? Ты избил двух ни в чем не повинных человек. Видишь нас? Мы – это их кровь. Зачем ты это сделал?»

Распахнув глаза, я вскрикнул от жгучей боли в ноге. В руке я держал шариковую ручку, которой медленно и методично наносил удары себе в голень. Когда я достал ручку, что случилось и почему я это делал? Я не понимал. Нога была запачкана кровью и чернилами. Похоже, я кромсал себя уже несколько минут.

К горлу подступили обида и злость. Никто из большой компании, с которой я тусовался в течение нескольких лет, не пришел меня проводить, никто даже не позвонил. Может, это и к лучшему. Если бы хоть кто-то притащил свою задницу, было бы тоже по-своему грустно. Как-никак, расставание, прощание. Но в такие моменты открываются глаза и приходит осознание, что настоящих друзей у тебя никогда и не было.

«Я нашла здесь то, что искала. Думаю, отчасти благодаря тебе. Твой позитивный настрой заставил меня понять, что нужно принимать жизнь и добиваться того, чего хочешь».

«Знаешь, это не простой шоколад. У меня здесь эквадорский темный, мадагаскарский молочный с начинкой из пралине и ганский с морской солью и миндалем…»

«Находиться здесь — все равно что оказаться на вершине мира, в стране над облаками, где все время светит солнце».

«Иногда все, что нужно, — это шоколад».

Его объятия всегда помогали мне и сейчас унимали душевную боль.

Ты прекрасна и полная света, которым озаряешь все вокруг. Твоя улыбка способна осветить комнату... И это правда. Сияй и дари свет миру.

Мне уже жаль своего собственного будущего мужа. Ему придется делить меня с тобой.

Я люблю его, люблю так сильно, что не в силах выразить свою любовь словами. Я обязана ему жизнью. Но он прав, я не испытываю к нему чувств, как к мужчине. Смогу ли я полюбить его по-другому?

— Феникс — вымышленная птица, Тай. — Без разницы. Твоя же любимица. А что она символизирует? Новое начало. — Воскрешение и возрождение, — буркнула я. — Один фиг. Фениксы умирают, чтобы возродиться и начать новую жизнь. Вот и мы с тобой, Кэсси, начинаем новую жизнь.

Грустно разочароваться в самих себе, незаметно впавших в пафосное лицемерие и выдавших желаемое за действительное. Для признания себе в том, что не экспансионизм или изоляционизм, не избыточная жестокость или мягкость, но именно лицемерие составляет главную проблему нашего сегодняшнего мышления, требуется мужество.

Петербург, несомненно, по своей эстетике встал среди лучших европейских столиц, или даже превзошел их всех. Он явил с размахом, подобающим берегам Невы, то новое значение воображаемой Античности, которое придала ее безукоризненным формам инженерная наука восемнадцатого и девятнадцатого столетий.

Римляне — один из тех немногих народов, которые сообщают другим свое имя, причем не в ходе случайной ассимиляции (что, конечно, не редкость), а в ходе государственного строительства. Среди таких народов были, например, эллины в эпоху эллинизма, франки, а также русь.

Отношение к совести как тому, что не может быть делегировано, в древности объединяло христианский Восток и Запад. «Истина Твоя принадлежит не мне или еще кому-то, — писал святой Августин Блаженный, — а всем нам, кого Ты призываешь к открытому общению в ней.

Ошибка Филофея заключается в том, что симптом он принимает за причину болезни — разделения христиан.

Я кивнул, хотя и знал, что фальшивая Сильвия не ответит — слишком велик риск раскрыть свою маскировку. Конечно, я знал, кто она. Остался только один пугающий вопрос: почему она это сделала?

Кинозвезды не приводили меня в восторг — в конце концов, они обычные люди, я никогда не понимал, почему вокруг них поднимают столько шума. Судя по рассказам Луизы, большинство совершенно чокнутые, что неудивительно, ведь мы обращаемся с ними как с единорогами.

Как всегда, из нас двоих Винни была самой спокойной и разумной — она Красавица, а я Чудовище. Может, Нейтан прав, и Эшли Брукс поступит правильно. Или хотя бы сжалится над нами и бросит кость.

Считается, что актеры от природы общительны, но многие из нас выбирают эту профессию, чтобы исчезнуть. Когда я вхожу в образ, тревоги отступают, потому что люди не могут меня осудить, если я — кто-то другой.

Так что же делать? Я могла бы завещать все на благотворительность, но это слишком сложно, не говоря уже о том, что совершенно не в моем стиле. И я не могу представить ничего более отталкивающего, чем свое имя на табличке, мимо которой проходят студенты, даже не замечая ее.