Хрисаор был непобедим. По крайней мере, не в одиночном бою. Но без его армии... возможно, он будет побежден, если на него нападут сразу несколько полубогов. Но что сделать с его армией? Перси сложил все кусочки воедино: тысячелетия назад пираты были обращены в дельфиноподобных людей за то, что похитили не того человека. Перси знал эту историю. Черт возьми, этот человек сам грозился превратить его в дельфина. И когда Хрисаор сказал, что его армия не боится ничего, один из дельфинов нервно поправил его, сказав, что есть кое-кто, кого они бояться... но на борту корабля его не было.

— Так о чем ты беспокоишься?
Зазвонил обеденный колокол и Фрэнк вскочил с койки.
— Может быть ... может быть, позже, — ответил он. — Об этом трудно говорить. Но спасибо тебе, Аннабет, — он поднял китайскую ловушку. — Принцип НУТ: «Не усложняй, тупица».

— Я не знаю, будет ли доверять мне Перси, — сказала она. — После того, как я приказала его коню нокаутировать его.
Джейсон рассмеялся.
— Не волнуйся об этом. Перси хороший парень, но я чувствую, что тогда ему удар по голове был просто необходим.

В каждой истории любви скрыта будущая история скорби.

Боги находятся в ужасном положении. Это происходит всегда, когда назревает гражданская война между римлянами и греками. Олимпийцы мечутся между двух своих сущностей, призванные обоими лагерями. Я боюсь, что они становятся шизофрениками. Острые головные боли. Дезориентация.

— Это правда: кем бы ты ни был, всегда найдутся люди порядочней и подлей тебя.

— Всякий старается окопаться за чьей-нибудь спиной,...

Ты превратился в упрямого зверька, — выговаривала она ему. — Живешь, как бурундук, как земляная белка: никуда не выходишь, сидишь день и ночь в норе и вылизываешь себе одно место. Я не могу видеть закупоренные окна, не хочу при входе в собственную квартиру опускать сумку себе на ноги

...в вас слишком много огня, – это раздражает прозаические души.

Мы живем, упоительно ссорясь,
ибо миримся все равно.
Я не знаю, где ты и где совесть,
Ведь, по-моему, это одно.

Да, плохо. Да, больно. Но если раскрашивать свою жизнь в черные тона, она и будет мрачной и полной безысходности. Каждый сам делает свой выбор.

И тут он услышал колокол. Мощный, спелый звук ворвался в открытое окно, заставив Федора замереть и покрыться мурашками. И были в том звоне и неведомые страдания, и тоска, которую не забыть, от которой не убежать! И любовь – такая, что хочется почувствовать себя мальчишкой и вперед автобуса кинуться навстречу долгожданному счастью!

Любовь держится на лжи. Истина разрушает даже самый крепкий союз.

"Два  осиротевших  человека,  две  песчинки,  заброшенные в  чужие  края военным ураганом невиданной силы... Что-то ждет их впереди? И  хотелось бы
думать,  что этот русский человек, человек несгибаемой воли, выдюжит и около отцовского плеча вырастет тот,  который,  повзрослев, сможет все вытерпеть, все преодолеть на своем пути, если к этому позовет его Родина".

Живи сегодня, не жди, пока у тебя отнимут здоровье, или близких, или даже саму жизнь. Живи! Наслаждайся каждым днем...

Если взялся не за своё дело, то не жди удачного завершения.

- Знаешь, братец, - подал голос Терри, - я всегда знал, что ты слегка чокнутый. Но я и предположить не мог, что ты можешь превратишь в балаган даже собственное самоубийство.

Поведение человека может иметь под собой разную почву- твердый гранит или вязкую трясину ; нов какой-то момент становится наплевать , какая там под ним почва.

C растущим пониманием мира исчезают основания цепляться за трудные привычки и обстоятельства – мы можем самостоятельно изменить условия, из-за которых жизнь кажется серой или угрожающей.

Буддизм признает абсолютными лишь те истины, которые успешно проведут нас через такие состояния, как болезнь, старость, смерть и потери.

— Я знаю это слово, — сказала Пайпер. — Это место под Колизеем. В нем находятся специальные машины и механизмы для создания спецэффектов.
Эфиальт с энтузиазмом захлопал в ладоши.
— Точно! Ты студентка в театре, моя девочка?
— Эм… мой папа — актер.
— Замечательно! — Эфиальт повернулся к брату. — Ты слышал, От?
— Актер, — пробормотал От. — Все актеры. Никто не умеет танцевать.

Серьезно, монстрам и богам уже более тысячи лет. Они что, не могли взять выходной на пару десятков лет и позволить Перси прожить его жизнь спокойно? Очевидно, нет.

— Это глупо, — сказала Львиная Башка. — Ты только ненадолго отстрочишь свою смерть.
— Отсрочка смерти является одним из моих самых любимых увлечений, — сказал Лео, осматривая свое новое убежище.

Жил-был заяц. Порой он хорохорился и мечтал победить льва.
— Вы только посмотрите на эту тупую гривастую скотину! Если бы он не был так велик, я раздавил бы его одной лапой! — говорил он зайчихам.
Зайчихи слушали невнимательно — у них были свои заботы.
Однажды ночью заяц отправился к людям воровать с грядок капусту — и вдруг... Да это была новенькая боевая граната! Она лежала в колее от автомобильного колеса.
— Вот она: сила! Я убью льва и сам стану царем зверей! — размечтался заяц.
Заяц поднял гранату и отправился искать льва. Льва найти легко, если ищешь по костям. Лев лежал в тени и был не в духе. Он недавно проглотил целиком антилопу, и ее рога кололи ему желудок. Да и вообще лев был уже стар и надоел сам себе.
— Я убью тебя и стану царем зверей! — слегка заикаясь, крикнул заяц.
Лев приоткрыл один глаз.
— Валяй! — сказал он.
Заяц стал дергать чеку.
— Что, лапки слабые? Попробуй иначе, — посоветовал лев. — Прижми ее грудью, возьми кольцо в зубы...
Заяц, трусливо косясь на льва, так и сделал.
— Но подумай вот о чем, заяц, — продолжал лев. — Если граната взорвется,...

...предполагать, будто мужчины могут кого-то впустить в свой внутренний мир, — вообще верх наивности. У многих внутреннего мира и в заводе нет — один внешний.

Пятикурсники, эта школьная элита, ходили гордые и надутые, обращая на первые четыре курса внимания меньше, чем на нежить. Нежить была нужна им хотя бы для опытов, от младшекурсников же вообще не было никакого проку.

Шурасик вышел в парк, примыкавший к пруду. Пруд стабильно пованивал тиной. Короче, пейзаж... А пейзажи в приличных книгах принято или пропускать, или списывать у Тургенева, зная, что их все равно пропустят.

Все равно что опутать спящего слона ниткой и говорить, что он связан. Когда же нитка лопнет, кричать: «Караул! Волшебство бессильно!» Возможно, слон просто случайно шевельнулся во сне.

И о чем думала моя мать, когда аисты подсунули ей такого болвана! Надо было сшибать аиста из базуки еще на подлете!

Открытие сегодняшнего дня. Оказывается, как есть люди без башни, так есть люди прямо-таки с танковой башней.

В воздухе неуловимо распространились флюиды тетушки-истерики.

Я изгнан из рая без собственных ключей.

Склероз прежде меня родился... Через какое-то время ему надоело торчать в одиночестве, и он решил напомнить мне, что и мне пора рождаться, но забыл...
На то он и склероз!

Победа, возможно, и была. Но ощущения победы не было.

— Что-то непохоже, что тебе в душу плюнули.
— Как это не плюнули? Очень даже плюнули. Только моя душа увернулась.

«Я понимаю, что вам пока смешно, но попрошу минутку терпения», — сухо сказал клоун, прикуривая от динамитной шашки.

Не барское это дело — блох ловить! Я хозяин этого странствующего балаганчика! Захочу — у меня сейчас косяк коров на водопой полетит...

Я ранен! Ужасная боль! В меня стреляли снайперы! Хуже, я сел на иголку!

Привет! Как твое ничего? Все акселератствуем? Растем-цветем-звереем?

Все улепетывают, кто куда, как куропатки, а всё потому, что честные люди…

Любовь: простое слово, лёгкое, как дымка, не шире и не длиннее, чем остриё иглы. Да, именно остриё, лезвие, бритва. Оно пронзает самую середину твоей жизни, твоего мира, рассекая их на две части: до и после.
«До» и «после»... и «в течение» – мгновение не шире и не длиннее, чем остриё иглы.

Но у меня есть тайна. Вы можете построить стены до небес — я найду способ перелететь их. Вы можете пригвоздить меня к земле сотнями тысяч рук — я найду способ высвободиться. И нас там, на воле, много — больше, чем вы думаете. Людей, которые продолжают верить. Людей, которые отказываются спуститься на землю. Людей, которые живут и любят в мире, где нет стен. Людей, которые любят, даже если нет надежды, любят до ненависти, до смерти — и без страха.

— Но, если ты ребенок Медузы, — сказал он. — То, почему я никогда не слышал о тебе?
Хрисаор раздраженно вздохнул.
— Когда твой брат Пегас, ты привыкаешь к тому, что все забывают о тебе. О, смотрите, крылатый конь! А обо мне кто-то вспомнит? Нет!

Мой голос изменился - он смелее, сильнее. Если вслушаться, я различаю в нем новые, почти знакомые интонации. Дерзость, пожалуй, даже ликование. Я распрощалась со своими страхами

Любовь и война всегда идут бок о бок. Это же пики человеческих эмоций! Зло и добро, красота и уродство...

— Что ты подразумеваешь, под «легко приходить и уходить»? — спросил он. — Разве пегасам не придется преодолеть два лестничных пролета, что бы попасть сюда?
Аннабет постучала костяшками по стеклу.
— Это запасные двери, как на бомбардировщике.
Перси сглотнул.
— Ты хочешь сказать, мы сидим на дверях? Что, если они откроются?
— Полагаю, что в таком случае, мы упадем навстречу нашей смерти. Но они не откроются. Скорее всего.
— Замечательно.

Класс. Я должен установить дымовую завесу, которая заставит корабль пахнуть, как гигантский куриный наггетс. Напомните мне изобрести это в следующий раз.

Море для рыбаков — что земля для крестьян.