Любые угрызения совести по поводу того, что вы долго изучали товары, но так ничего и не купили, – ваша собственная блажь.

Человеческие отношения – достаточно сложная вещь даже для трезвых людей. Но алкоголь или наркотики могут превратить любого человека в настоящую проблемную личность.

Расскажите человеку, который дает вам поручение, о том, что для этого есть более подходящие кандидатуры. Никогда не говорите: «Это не моя работа». Вы хотите помочь найти решение проблемы, а не становитесь препятствием на этом пути.

Зевс и Гера прожили душа в душу три столетия, что не такой уж большой срок для богов, но куда лучше среднестатистического голливудского брака. У них родились трое ребятишек: мальчик Арес, из тех, кого принято называть проблемными детьми; девочка Геба, ставшая богиней вечной юности, и еще одна девочка, Илифия, выросшая в богиню-родовспомогательницу. С порядком они, конечно, напортачили — родить богиню, помогающую при родах, последней из трех. Будто до Геры с запозданием дошло: «Слушайте, а роды — это чертовски больно! Не откажусь от богини, специализирующейся как раз в этом».

...упоенье войной, романтика сражений начинают накапливаться в людях с детства, когда обрушиваются на ребенка кипы книг о войне, мозги едва успевают переваривать героические фильмы, где солдат – непременно победитель, где убивать врага – здорово.

Деметра заявила, что мир продолжит голодать, пока к ней не вернется дочь. Аид отправил через Гермеса послание, предупреждая, что он заставит мертвых устроить зомби-апокалипсис, если у него отберут Персефону. У Зевса начала раскалываться голова, стоило ему представить, как его прекрасный мир будет уничтожен, но тут Гестия предложила решение.
— Пусть Персефона проводит время и там, и здесь, — сказала богиня очага. — Раз она съела треть граната, пусть тогда треть года живет с Аидом, а две трети — с Деметрой.

В театре у тебя не будет второго дубля! В кино ты ходишь по канату, который лежит на полу, а в театре этот канат натянут над бездной!

— Любовь — форма предвзятости. Любишь то, в чем нуждаешься, любишь то, от чего тебе хорошо, любишь то, что удобно. Как ты можешь говорить, будто любишь одного человека, если в мире, может, десять тысяч людей, которых ты бы любила больше, если б знала? Но ты с ними не знакома.

Когда я смотрю на тебя, я заглядываю в себя и вижу все грехи моей жизни в ярком калейдоскопе моментов прошлого, и столько грехов мне не вспомнить за всю жизнь, с пристрастием допрашивая собственную совесть.

Большой город – надежда человечества. Это не означает, что будущее – в больших городах.

– Для выживания честность необязательна,...

– В стране по статистике на десять баб приходится восемь мужиков. Четырех смело отбрасываем: алкаши, наркоманы и граждане в местах лишения свободы. Из оставшихся четырех двое любители лежать на диване, им бабы нужны, чтоб было кому деньги зарабатывать, прибавь к ним тех, кого от ноутбука за уши не оттащишь, этим вообще все по фигу. И каковы мои шансы создать ячейку общества?

Говорят, всё равно где жить, лишь бы тепло и приятно, а вот мне не всё равно. Мне здесь надо.

Оказалось, что воспоминания – это прекрасно, но не главное. Слишком долго они были главным, а теперь перестали. Оказалось, что настоящее гораздо лучше воспоминаний, и оно не подведёт.

Когда вы молоды, сильны и здоровы и перед вами еще долгие годы, то мысли о смерти вас не волнуют. Поэтому молодой человек может легко покончить с собой из-за несчастной любви или другого пустячного огорчения. Старики же знают, какая драгоценная и интересная вещь жизнь.

Все хотят не просто заработать – хотят в столице остаться. Чтобы сделаться москвичами.

Я многое ему прощала, потому что любовь требует умения прощать. Я собиралась стареть рядом с ним, пусть даже он никогда не говорил мне красивых слов, цветистых фраз, ну, знаете, этих глупостей, от которых девушки млеют — и остаются верными навсегда.

...наши потребности — это наши повседневные маленькие мечты.

Мало того, что церемония глупейшая, а приготовления к ней – и того глупее! Подружки невесты – и вовсе бесполезное изобретение. Подумать только – нужны лишь для того, чтобы оттенять великолепие невесты…

В каждом из нас существует некий темный резервуар, вместилище страдания, боли и гнева, из которого мы в случае нужды причащаемся. Но большинство людей это делают крайне редко. Оно и к лучшему, поскольку всякое такое причащение оборачивается тем, что ты утрачиваешь частицу себя - незаметный такой фрагмент доброго, чистого, порядочного.

Он был так рассеян, что не заметил, как жена от него ушла. Через несколько дней, узнав об этом, жена из самолюбия вернулась. Она не могла смириться с мыслью, что уход её не замечен.
- Ты что, у мамы была? - спросил он, увидев её.
- Но ведь моя мама умерла, - ответила она в отчаянии.
- Извини, дорогая, - смутился он, - совсем замотался.
И снова погрузился в работу. И тут жена окончательно ушла, но он этого опять не заметил. Через день он вспомнил о прошлом уходе жены и стал соображать: раз она не была у мамы, значит, где-то была. Но где?
Он хотел спросить у неё, но её опять не оказалось дома. Наверное, к маме ушла, подумал он, опять забыв, что мама у неё умерла. Очень уж давно она умерла.

Я вырос в мире, где считалось очень достойным быть мастером на все руки, что-то такое изобретать, делать своими руками…

– Мам, а ведь ты говорила, что плакать нельзя, – уличил он ее совсем по-детски, и Коваль, смахнув слезы, улыбнулась:
– Это вам нельзя, вы мужчины. А я женщина, мне можно.
Хохол, присутствовавший при этом, только хмыкнул и поцеловал ее в щеку. Чтобы Коваль плакала на людях… не дай бог дожить.

– Слышал, есть гороскоп друидов? – Хохол кивнул, и она продолжила: – Ну, так вот ты, судя по всему, по этому гороскопу – пень.

– Что за жизнь – только в одном месте разровняешь, как в другом уже холм вырос.

Это уже даже не любовь – это какая-то совсем иная связь, на совершенно другом уровне. Это – как взаимное проникновение, когда один пророс в другого, и невозможно разделить эту укоренившуюся и давшую новые ростки систему.

Его радовало и беспокоило почти вечное пребывание камешка в среде глины, в скоплении тьмы: значит, ему есть расчет там находиться, тем более следует человеку жить.

Не убывают ли люди в чувстве своей жизни, когда прибывают постройки?

— Почему нельзя купить такую клетку, чтобы кролики сами могли добираться в вольер? — спросила Софи.
— Потому что тогда тебе не придется брать их в руки каждый день и они не будут такими ручными, — объяснила я. — В детстве у меня был кролик, и я знаю, что очень заманчиво бросать еду в клетку, которая выходит в вольер, вместо того чтобы впускать и выпускать его каждый день. Если ты хочешь завести кролика, ты должна быть готова приходить к ним ежедневно. Даже когда идет дождь, — добавила я.

Чтобы не верить в смерть, нужно видеть и слышать вокруг себя обыкновенное: шаги, голоса, свет щи из кислой капусты, а теперь все было необыкновенное, и эта тишина, и этот мрак и сами по себе были уже как будто смертью.

Его замыслы казались мне фантастическими мечтами. Я уже ни на что не надеялась – я была слишком больна и слишком надломлена, чтобы верить в будущее.

- Ежели господу богу угодно призвать меня к себе – хоть сейчас готов.
- Хорошо, как к богу, а ежели к сатане угодишь?

- А креста на шее нет.
- Креста? Мы крест на спине несем.

...не вижу причины ни подтверждать, ни отрицать, что Добро — это Бог.

Если господь не полагается на тех, кто верит в него, не понимаю, почему бы им на него полагаться.

Господь не из тех, кому стоит доверять.

Мы в Японии производим лучшие телевизоры в мире, но это не мешает нам осознавать, что телевизор – это просто маленькое окошко в трубе духовного мусоропровода.

Печаль, охватившая меня, была невыразимо сладка, и я знал, что уже через час буду пытаться вызвать ее в себе опять, но она не придет.

В Москве он так опускался, что в самом деле, если бы пожить там долго, дошел бы, чего доброго, и до спасения души; в Петербурге же он чувствовал себя порядочным человеком.

Все смешалось в доме Облонских.

Если обращаться с каждым по заслугам, кто же избавится от пощечины?

Спартанцы еще и приносили Аресу в жертву людей, так что, думаю, и так ясно, что с богом войны у них было все на мази, хотя эти подношения и сказывались на туризме.

Как можно быть уверенным в том, что жизнь не имеет другого вкуса по другую сторону барьера?

Тому страшно, кто греха еще не совершал. А кто уже совершил его – чего бояться тому? Разве мертвый боится смерти, а не живой? А мертвый смеется над живым и над страхом его.

Хорошими же людьми, по его мнению, называются те, которые умеют скрывать свои дела и мысли; но если такого человека обнять, приласкать и выспросить хорошенько, то из него потечет, как гной из проколотой раны, всякая неправда мерзость и ложь.

На войне мы зарывались в ямы, уповая на их защиту. В лагере приходится искать укрытие за своей функцией. Прячешься за собственной нужностью. Каждый парх тут монарх, говорят здесь. Кто составляет списки на депортацию, сам в них не стоит. Кто объявляет других ненужными, сам незаменим. Кто снимает фильм для СС, тот не попадает в транспорт.

Иногда мировая история делает паузу. Набирает воздух для следующей подлости.

Сострадание всегда не в ладах с женским любопытством.

Раздражали его, так он и стал раздражительный.

Не то страшно, что убьет тебя, а то, что смерть тебя вдруг застанет, как ты есть, со всеми твоими грехами, со всеми помыслами лукавыми.