Я никогда не хотел, чтобы это произошло. Глупо говорить такое. Но это правда. И очевидно, что я никого не убивал. И никогда не стал бы. Ты знаешь это. Ты знаешь меня лучше, чем кто бы то ни было.

Вначале все так просто. Встречаешь кого-то классного, умного и забавного. Кого-то, кто лучше тебя, по крайней мере, в чем-то, и вы оба это знаете. Влюбляешься. Чувствуешь, что тебе повезло. Проходит время. Вы оба сильно меняетесь. В итоге вы оказываетесь рядом с человеком, который видит вашу настоящую суть. Кто, черт побери, смог бы с этим существовать? И тут вы начинаете искать новую пару глаз.

В жизни достаточно волшебства, чтобы отпала необходимость изобретать что-то еще.

Я представляю себе, что души похожи на мыльные пузыри. Их точно так же втягивает в водоворот рая. Пузыри засасывает канализация, из которой они выйдут в совершенно другом – сложном, неподвластном воображению мире. Как пузырю понять, откуда он взялся и куда его влечет?

Человечество движется вперед на ощупь. Три шага вперед, два назад. Какой-никакой, а прогресс. Сейчас оно у отметки 333, а скоро достигнет, по-моему, 334. Нельзя это обесценивать. Если мы, ангелы, отвернемся от людей, кто же их спасет?

Рай – это бирюзовый глаз, глядящий на меня черным сердцем-зрачком.

У меня такое чувство, будто все притворяются не такими, какие есть на самом деле, хотя в глубине души мы все одинаково облажались.

Мы с рождения полагаемся на родителей, думаем, что они будут достаточно любить нас и мы выживем. И если наши родители дают нам правильную любовь, мы становимся хорошими людьми.

Порой кажется, что легче просто двигаться по знакомому кругу, а не прыгнуть в сторону без гарантии приземлиться на ноги.

У каждого из нас есть предел. То, с чем мы готовы мириться, пока не сломаемся.

На этом все закончится. На мне и на тебе. Все закончится на нас.

«Вы понимаете, что приняли произошедшее, когда больше не хотите изменить то, что случилось».

«Чем бесстрашнее, увереннее и свободнее человек, тем активнее он принимает несовершенство в своей жизни».

«Почти все неосознанно становятся перфекционистами, копируя масштаб цели окружающих их людей».

«Не ищите одобрения у других, иначе вы никогда не получите одобрения от самого себя».

Слышал еще несколько оригинальных теорий. Ты путешествовала автостопом и была убита на какой-нибудь трассе, всего лишь одна из тысяч пропавших девушек, погибших от рук неизвестного. А еще есть Юнис, у которой, как ты помнишь, весьма мрачные фантазии. Юнис полагает, что из чувства стыда твоя мать убила тебя и похоронила в лесу за твоим домом. Этого достаточно?

Я там никому ничего не сказал. Ты ведь это хотела узнать? За полгода я почти ни слова не произнес, поэтому, вероятно, меня и держали так долго. Иногда хотелось выговориться. Врачи все равно обязаны хранить тайны пациентов. Но я не желал облегчать свою ношу. Да и ты мне этого не желаешь.

Я делаю то, что должна была сделать в первый раз. Бью его ногами в лицо. Он отпускает руль, и автомобиль, перелетев через ограждение, падает в холодное озеро. Мы медленно тонем. Я действую без колебаний. Отстегиваю ремень безопасности и опускаю стекло, пока машина не ушла под воду полностью. Он без сознания. Я могла бы его вытащить, но он выглядит таким умиротворенным.

– Садись в машину, – повторил Профессор. – Багажник, – сказала я. – Вы должны засунуть меня в багажник. Профессор повернулся к Финансисту. – Какая-то она странная. – Везти меня в багажнике будет безопаснее, – сказала я, и это была чистая правда. Я говорила логично, однако мои похитители сделали только один вывод: у меня есть план, который они пока не могут разгадать.

Врунишка. Но спасибо тебе. Да, ты ответил на все мои вопросы. Хотя я ожидала, что событий будет больше. Мне казалось, с моего отъезда почти вечность прошла. Ты очень мало пишешь о себе. Полагаю, намеренно. Я звала тебя с собой. Ты остался там. Почему ты остался? Ты ведь мог бы стать кем угодно. Пожалуйста, прекрати ходить на ту могилу. Меня в ней нет.

Расчесавшись, я подровняла челку, отрезав несколько торчащих прядок. Натянула старые голубые джинсы и темно-синюю толстовку, остальные вещи сунула в чемодан, а затем покинула «Лебединое озеро» совершенно другим человеком. Кареглазой шатенкой. Метр шестьдесят семь, пятьдесят шесть килограммов, еще нет и тридцати. Я стала одной из очень многих; увидев меня, вы вряд ли запомните, как я выгляжу.

Я и не представляла, что эта надежда существует, а она вдруг осветила мое будущее, совсем как солнечные лучи, пробивающиеся сквозь лимонно-желтое полотно. Надежда. Как я без нее жила?

Когда любовь благословение и опаляющий огонь.

– Почему? – опять спросил я, прервав какую-то ее фразу о том, как она переживала обо мне. – Почему меня еще волнует твоя жизнь? – уточнила она. – Почему ты не хочешь быть со мной? – Признай, что мы уже давно живем в режиме парочки «Йен и Энди». Уже три года… неужели тебе не хочется пожить только в свое удовольствие, как свободному независимому человеку?

Йен задумался: так же ли он хорош в хранение секретов, как Энди, или она хранит их лучше, чем ему известно? Много лет он считал, что узнал ее самую сокровенную тайну, и предполагал, что недавняя нервозность вызвана нежелательным воспоминанием об истории далекого прошлого… Возможно ли, что она скрывала нечто большее?

– Вообще-то, большинство в классе думает, что это убийство, – выпалила она, внимательно наблюдая за своими родителями, пока Тэйт мелодраматично и беззвучно выговаривал слово «УБИЙСТВО!».

Когда его родители упоминали этот клуб (а они умудряются поминать его постоянно: «Ах, этот салат с макаронами по вкусу точно такой же, какой недавно появился в меню нашего клуба»), меня так и подмывало подбавить буржуазности в застолье, заявив, что отец мог бы купить этот клуб со всеми прилегающими полями для гольфа.

Женщина попыталась представить, как капот проржавевшего за долгие годы «Чарджера» поднимается из озерной глади, как изливаются из его разбитых окон потоки воды. Как автомобиль опускается на палубу баржи, и кто-то, первым открыв дверцу, видит покрытые илом, когда-то сине-белые, сделанные на заказ кожаные сиденья, рулевое колесо, когда-то блестевшее, как оникс, и… скелет.

– Стихи пугают меня. – Все мы чего-то боимся. – А чего боитесь вы? – вдруг решилась спросить я. – Будущего, – улыбнувшись, ответил он.

Моя жизнь-это история всех, кого я когда-либо знала.

В этом трагедия любви.сильнее всего любишь в разлуке.

Я подумал: плохо, что приходится жить, но еще хуже, что живешь только однажды.

Я страдала чаще, чем следовало. А радости, которые мне выпали, не всегда радовали.

В моем сне люди извинялись за предстоящие ссоры, и свечи зажигались от вдохов.

Сколько раз сотни тысяч пальцев должны прикоснуться друг к другу, чтобы получилась любовь?

Мы знаем, как крепостные превращались в миллионеров, благодаря своему труду и смекалке, как изобретения бывших крестьян опережали время. Мы знаем о крепостной ненависти и крепостной любви, о преданности и долге, о вражде и поисках справедливости. Крепостное право – одна из сложных, очень многогранных и, безусловно, важных вех русского прошлого.

Мы знаем о великолепных художниках, поэтах и скульпторах из крепостной среды, об актерах и аристократках, вышедших из дворовых.

Почти двести лет в России существовал порядок, при котором одни могли с абсолютной легкостью распоряжаться другими. Люди жили бок о бок, но при этом находились словно на разных планетах. Полное бесправие крепостных и безграничная воля помещиков породили столько сюжетов, каких не сыскать ни в одном романе или сериале. Это были крепкие узы.

Мои глаза уже привыкли к темноте, и я отчетливо вижу лицо Ви – и кого-то позади нее, лежащего на земле. Бледные полоски – похоже, чьи-то ноги. Я достаю свой телефон и включаю фонарик. Он озаряет все с жестокой детальностью. Свет блестит на бледной коже бедра девушки, на светлых волосах, запутавшихся в корнях дерева. Она валяется, словно сломанная кукла…

Как только дверь закрывается, я включаю кофеварку. Горячая жидкость может быть оружием. Я ставлю на стойку чашки, которые можно разбить на кусочки, способные резать плоть и веревки. Когда ты боишься за свою жизнь, тебе может пригодиться всё, что есть под рукой. Абсолютно всё.

Уже два часа ночи, и я почти засыпаю, когда слышу, как кто-то стучит в мое окно. Сначала я думаю, что это ветка дерева. Потом сон мигом слетает с меня, и я сажусь в постели, потому что за окном маячит тень. Там, под дождем, стоит человек и стучит в мое окно. Мне знаком этот силуэт. Я хватаю свой телефон, включаю на нем фонарик и направляю прямо на окно…

Мне снова снился тот сон, в котором за мной гонится человек с пистолетом. Я один в темноте и пытаюсь удрать, но он настигает меня, как бы быстро я ни бежал. Не помню, как прибегаю домой, – просто оказываюсь внутри, стою там и вижу, что все мертвы. Мама лежит на полу, Сэм обмяк за столом. Ланни я практически не вижу, лишь ее ноги торчат из-за кухонной стойки; но я знаю, что она тоже мертва.

За деревьями разгорается заря, заливая все мягким, благостным светом. Он отражается от стекол машины и пикапа, и на секунду мне кажется, будто у меня галлюцинации, потому что ярко-красная точка на груди Сэма кажется неуместной. Еще до того, как я понимаю, что это, мое сердце начинает колотиться, словно паровой молот. Но к тому времени точка лазерного прицела приходит в движение…

В конце концов, я была замужем за Мэлвином Ройялом, известным серийным убийцей. Он убивал женщин ради забавы, так что, должно быть, я тоже каким-то образом за это в ответе. Нет, рой вездесущих троллей – не монстры. Я знаю монстров. Я сталкивалась с ними непосредственно – в том числе и с Мэлвином. Я убиваю монстров. И пусть лучше они имеют это в виду.

— Кая никогда не было подле меня, — твердо произнес Люциан. — Тот, кто раз за разом спасал мою жизнь, всегда сопровождал меня, был владыкой тьмы — тобой и никем иным.

— Кай тебе нравился, ты знал его, верил ему, а я… для тебя не существовал. Я был демоном, темной сущностью, правителем Асдэма, тем, кто разрушил клан Ночи, убил своего брата и его возлюбленную… Узнай ты, что я вовсе не Кай, поверил бы в мои добрые намерения? Стал бы слушать чудовище?

Перед тем как возродиться и вступить в схватку с тем, кто его погубил, Каин молил тьму поглотить его, не оставив и следа.

Не все демоны живут ради убийств.

Во тьме чужих глаз Люциан увидел свое размытое перевернутое отражение. Казалось, он весь светился, а золотистые радужки горели как никогда прежде, напоминая два солнца.

Каин не знал и о чувстве несправедливости, поэтому даже не думал о том, что его заточение в чужой душе — это нечестно. Тьма хотела, чтобы жил его брат, а он этой жизни был недостоин.