— Я убеждена, что уговаривать его нет смысла. Он не желает участвовать в программе, какой бы она ни была, если в ней участвует Земля.

— Твой сарказм неуместен. И я не хочу долго ждать.
— Я ведь не могу приказывать законам природы. Но думаю, долго ждать тебе не придётся…

— Естественно, что вода — основа основ жизни на Луне. Мы пьем её, моемся, выращиваем с её помощью нашу пищу, получаем из неё кислород. Короче говоря, она нужна нам всюду и везде. И самородная вода, разумеется, вызывает чувство, похожее на благоговение. Как только появились эти капли, бурение туннеля в эту сторону было прекращено. И даже стены оставлены необработанными.

Иногда я умею заставлять себя что-то преодолевать.

Я не хочу быть как все! Я не хочу быть Лёвиным прошлым. Я хочу быть его настоящим. Мало того, я хочу быть его будущим! Да да, именно так - будущим!

Солнце уже закатилось, заблестели первые звёзды, темнеющее небо приобрело зеленовато-лиловый оттенок, словно по нему разливался синяк. И тут Бейли вошёл в дверь — в тепло между светящимися стенами.
Безопасность!

Вообще же, детство и старость - такие жуткие противоположности. Детство - ожидание жизни, старость - ожидание смерти. Детство - розовые очки, старость одевает очки черные. Детство - это красота, старость - уродство. По крайней мере, мне так кажется.

— С каждым годом Сириус становится всё сильнее. Мы знаем это. Но их планеты слабо населены, у них всего несколько миллионов. В нашей Солнечной системе всё ещё больше людей, чем во всей остальной Галактике. У нас больше кораблей и учёных. У нас по-прежнему преимущество. Но, клянусь космосом, если дела и дальше пойдут так, мы недолго его удержим.
— Почему?
— Сирианцам всё становится известно. Совет имеет неопровержимые доказательства, Сириус во всех подробностях знает наши исследования аграва.
— Что? — Старр был изумлен. Мало было тайн, более тщательно скрываемых, чем проект «Аграв». Одна из причин, почему проект осуществлялся на внешнем спутнике Юпитера, заключалась именно в необходимости сохранения тайны. — Великая Галактика, как это произошло?

— На Марсе есть жизнь, знаете ли. Когда на нём впервые появились земляне, здесь уже были простейшие формы жизни. Огромные водоросли, чей сине-зеленый цвет был замечен в телескопы ещё до начала космических путешествий. На водорослях были обнаружены бактериеподобные формы и даже маленькие насекомоподобные существа, которые свободно передвигались, но питались, как растения.
— Они по-прежнему существуют?
— Конечно. Мы очистили от них большие площади поверхности, прежде чем превратить их в фермы, и заселили почвы земными бактериями, необходимыми для растений. Но на неосвоенных землях марсианская жизнь по-прежнему процветает.

Невинной лжи не бывает. Даже когда кажется, что ложь сошла с рук, она не сошла, а только отодвинулась во времени, точно банковский кредит, для погашения которого взят еще один кредит. Можно спрятать трупик крысы под подушку, но вонь рано или поздно пробьется и оттуда.

Люди, которые слишком зубасто оберегают свою свободу, всё равно не свободны, хотя бы от ее оберегания.

Молодых надо оставлять одних на первое время.

На школу и вообще на подобные учреждения нельзя положить сердца, и от этого думаю, что именно эти филантропические учреждения дают всегда так мало результатов.

стоило только забыть себя и любить других, и будешь спокойна, счастлива прекрасна.

Она, краснея, потянулась к нему [отцу], ожидая поцелуя, но он только потрепал ее по волосам и проговорил:
- Эти глупые шиньоны! До настоящей дочери и не доберешься, а ласкаешь волосы дохлых баб.

Я еду, еду, не свищу,
А как наеду, не спущу!

– Во дворце она за каждый свой трюк вознаграждение получала, и эти подачки напомнили ей, что по-настоящему ее сегодня еще не кормили.
– А что она ест?
– В основном беззащитных коз, – усмехнулся Оррек.

Она часто говорит: "Решай проблемы по мере их поступления", а я обычно добавляю: "А если проблем нет -  их надо придумать".

Люди как-то странно смотрят на меня, когда я рассказываю им про своего демона.

...отцами не рождаются, ими становятся.

Там, где территории порой напоминали проходной двор, боги становились олицетворением войны и звали в кровопролитные походы. Там, где с объектами нападений становилось туго, немедленно начинались жертвоприношения все тем же богам. Меня это наводит на мысли о жатве, которую в любом случае желают собрать владельцы земельного надела.

Вне всякого сомнения, можно оплакивать невинные жертвы, и даже если эта жертва всего одна, это уже слишком много. Оплакивайте даже виновных, которых должен был покарать закон и которые пали от меча народного правосудия; но пусть ваша скорбь, как и все человеческое, имеет свой предел. Чувствительность, оплакивающая едва ли не исключительно врагов свободы, кажется мне подозрительной. Прекратите размахивать перед моими глазами окровавленной одеждой тирана.

Природа – это когда большие убивают и едят маленьких! И когда ты, знаешь, такой низкорослый как я, ты в хорошей форме, ты несешь большую палку, и ты не берешь ничего ни от кого! Это природа.

Конечно, ты всегда был идеалистом, полным оптимистических надежд, но действительность порой напоминает о себе, а тебе уже стукнуло тридцать.

Какой смысл у жизни, если ты не можешь разделить ее с кем-то?

Мужчины любят тешить свое тщеславие, и, пожалуй, даже лучше, что от века к веку в этом смысле ничего не меняется; это способствует их хорошему настроению да и нашим уловкам не слишком мешает.

Ой, дарит жизнь порой подарки нам,
Потом от них мы только плачем.
Он мне представился полярником
И был всю ночь таким горячим.
Он мне казался удивительным,
На предыдущих непохожим,
И волновала убедительно
Его обветренная кожа.
А мне так хотелось его отогреть,
Мне нравился этот полярный медведь.
Казалось, он тоже кайфует,
На мне, как на льдине, дрейфует.

Живут в тесноте —
Живут, между прочим, по-разному —
Товарищи наши по разуму.

На братских могилах не ставят крестов,
И вдовы на них не рыдают, —
К ним кто-то приносит букеты цветов,
И Вечный огонь зажигают.
Здесь раньше вставала земля на дыбы,
А нынче – гранитные плиты.
Здесь нет ни одной персональной судьбы —
Все судьбы в единую слиты.

А в лагерях – не жизнь, а темень-тьмущая:
Кругом майданщики, кругом домушники,
Крутом ужасное к нам отношение
И очень странные поползновения.

Обрати внимание, что у мужчин предметное мышление. На пространный запрос о помощи они тебе также пространно ответят. Будь конкретна в том, что тебе нужно. Допустим, твой мужчина не любит мыть посуду да и готовить не сильно умеет, но тебе нужна помощь по кухне. Вместо того чтобы сказать: «Милый, помоги мне с готовкой» (сразу напрягает – он же это не любит), скажи: «Дорогой, помоги мне порезать овощи». К этому он относится нормально: запрос четкий и понятный, как следствие – мужчина встает и идет тебе помогать.

Тысячи параметров и коэффициентов поддерживают жизнь на Земле, и все они настолько тонки, что могут расположиться на острие ножа, и их точная настройка настолько критична, что доля разницы любого из параметров, сделала бы жизнь на планете Земля не возможной.
Трудно поверить, что любая из этих вещей, могла быть случайностью. Кажется, что они идеально подходят, отлично помещаются, прекрасно сбалансированы, и все это для НАС!

Подумайте о ваших руках и о том множестве, что вы ими делаете; о том, что вы можете ими поднять и держать одновременно. Ваши руки - основной инструмент жизни, и они используются постоянно в течении дня. Ваши руки позволяют писать, есть, использовать телефон или компьютера, душ, одеваться, сходить в туалет, поднять вещь и держать ее, и делать все остальное для себя. Без рук, мы бы зависли от других людей. Скажите Благодарю своим РУКАМ И ПАЛЬЦАМ!

Я не жила. Я существовала - от дня к дню, от зарплаты до зарплаты, и я не успевала решить одну проблему, как возникали новые.
Но что-то случилось, что изменила всю мою жизнь с того дня и по сегодняшний. Я открыла тайну жизни, и как результат моего открытия одну вещь я сделала ежедневной - практика благодарности. Как результат, все в моей жизни поменялось, и чем больше я практиковала благодарность, тем более чудесны были результаты. Моя жизнь действительно стала Волшебна.

Когда человек совершает плохой поступок, ему становится жарко: он горит, как уголёк, лежащий на ладони. Как стрела, охваченная пламенем.

Раньше я думал, что существует план. А теперь полагаю, что существует тысяча планов. Каждый вдох, каждое решение влияет на этот план, расширяет его, укорачивает, полностью переделывает. Он постоянно изменяется.

Жизнь - это сплошная глупость. Если долго живёшь, перестаёшь чему-нибудь удивляться.

Было бы странно, если б в стране, окруженной врагами, в тылу оставалась лучшая часть населения.

Я смотрела на себя в зеркало и не понимала, что они все во мне находят. Я бы никогда не влюбилась в такую девочку, будь я парнем.

У бурных чувств неистовый конец,
Он совпадает с мнимой их победой.
Разрывом слиты порох и огонь,
Так сладок мед, что, наконец,
и гадок:
Избыток вкуса отбивает вкус.
Не будь ни расточителем, ни скрягой:
Лишь в чувстве меры истинное благо.

"Иногда полезно побыть наедине с собой."

"один за всех и все за одного-это отныне наш девиз..."

Любовь из всех видов страсти - самая эгоистичная.

Когда я счастлив, мне хочется, чтобы были счастливы все кругом, но, по-видимому, это невозможно.

...чем больше в сердце гордости, тем труднее бывает покорить его.

Только несчастье раскрывает тайные богатства человеческого ума; для того чтобы порох дал взрыв, его надо сжать.

Женщина священна; женщина, которую любишь, - священна вдвойне.

А что такое счастье? Насыщенная гордость.

...я скорбел о том, что, как я полагал, грозило зачеркиванием предыдущих сорока лет, и готовился к великой перемене. Пока смерть моих родителей оставалась покрытой тайной и неотмщенной, мое сердце было открытым для них. Теперь я готовился завершить главу, боясь, что и сердце мое при этом завершит свой бег.

В небе присутствуют самые разные оттенки – здесь и окись кобальта, и яйца малиновки, и веджвуд, и голубой отлив пушечного металла. Озеро тоже выписано в дюжине красок. Некоторые из них кажутся едва ли не тропическими, например желтоватая бирюза, другие выглядят потусторонними, еще одни – простоватыми, а кое-какие – вызывающими. Скалы написаны в защитных серых тонах, а поле – особенной, как бы глазурованной зеленой краской, добытой, должно быть, в некоем магической карьере, известном только во времена Возрождения, ибо никакая зелень сегодня не выглядит столь влажной и плотной, столь глубокой, светящейся, яркой.