Нужно быть к земле поближе, от цивилизации подальше, сразу в голове проясняется.

Почему Зевс всегда идет первым?
Нет, серьезно, каждая книга о греческих богах начинается с этого парня. Или я совсем не знаю алфавита, и буква «3» стала вдруг первой? Да, он царь Олимпа и т. д. и т. п. — но поверьте мне, раздувать его эго еще больше — чревато.

Жизнь представляется наиболее интересной как раз тогда, когда вы можете потерять ее.

Роберт особенно этим не заморачивался. Для него печаль есть печаль. Просто кто-то умеет с нею справляться, а другим нужна помощь. Помощники разбивают горе на мелкие части, и с каждым маленьким осколком приходится работать по отдельности. Когда переберешь их все, горе уйдет, целиком.

Самораскрытие терапевта — не единая сущность, но целая группа поведений, некоторые из которых неизменно облегчают терапию, а некоторые — весьма проблематичны и могут привести к обратным результатам.

– Не-ет! Так не пойдет! С собой забирайте! Или в приют какой! Я с ним не останусь! Хоть стреляйте – не останусь! Хоть на куски режьте! Я же ни кашу сварить, ни пеленки сменить… Да и гадит же он! Говном гадит! – продолжала возмущаться Клавка.

Он непоправимо загубил простую поэзию нашей жизни, он украл, вычеркнул, выскреб мои воспоминания о нас. Как мы гуляли, держась за руки, по пляжу в Туке. Как визжали от восторга, когда Ромен делал первые шаги. Как веселились, когда Надин сказала первое слово — «пипи», тыча пальчиком в папу. И как хохотали после любви в кемпинге «Улыбка». И как у нас одновременно забились сердца, когда в пятом сезоне «Анатомии страсти» перед Иззи Стивенс появился Денни Дакетт.

...не суди все супружеские отношения по примеру тех, что сложились между твоими родителями.

А сейчас вы наверняка хотите спросить: «Ну ладно, если небо убили, почему я вижу его над головой?»
Ответ: Понятия не имею.
Предположу, что Кронос убил лишь физическую форму Урана, так что бог неба теперь не мог спускаться на землю и продолжать царствовать. Фактически они навсегда изгнали его в космос. То есть на самом деле он не умер, но более не был способен ни на что большее, чем висеть безвредным куполом над миром.

Он понимал, что мог выбрать другой путь, более легкий, но тогда результат был бы менее восхитительным.

А я всегда чувствовал себя почти человеком. Я постоянно ощущал: есть во мне нечто, чем я отличаюсь от остальных собак. Меня втиснули в собачье тело, это так, но оно — всего лишь оболочка. Важно же то, что внутри. Душа. А душа у меня человеческая.

В чужих странах интересно и без горячительного.

Мы — дети Люцифера, наша цель — причинять страдания, а не облегчать их.

Влияние Изначальных было губительным. Они играли на людских слабостях, используя их к собственной выгоде.

Леди Судьба, ты хоть намекни, чем я заслужила такую благосклонность.

Судебным решением любви из сердца не вынешь,...

...я не говорю, что нет физического притяжения, что нет привязанностей. И все же… все мы прежде всего животные. Расчетливые и хищные.

Меньше знаешь – никому не должен,...

Те, кому я доверилась, открылась. Те, кто не должен был предать, сделали это первыми

Поездка в Лондон для моего семейства была предприятием не менее дерзким и неслыханным, чем полет на Луну.

Кому-то с самого начала вместо блестящей бумаги, перевязанной шелком, достаются пакетики с надписями «Авоська», а в них бутылка «Советского шампанского», связка бананов и упаковка презервативов. И это уже – ухаживание. Уже здорово! К нам, обычным принцессам местного разлива, мужчины могут опаздывать даже на первое свидание. А на десятое могут вообще не прийти, только прислать эсэмэску о каком-то призрачном совещании. И нам приходится каким-то хитрым способом договариваться со своим чувством собственного достоинства, писать объяснительные и разъяснительные. Потому что мужик-то хороший. Ну, опоздал. Ну, не пришел. Что ж теперь, гордо разворачиваться? А что потом?

Профуполномоченный потерял готовность лица и почувствовал свою душу – он всегда ее чувствовал, когда его обижали.

.— Нам всем так мало дела до окружающих нас людей...

Все мы знаем предание о бабе-яге-костяной-ноге, которая ездила в ступе и погоняла помелом, и относим эти поездки к числу чудес, созданных народною фантазией. Но никто не задается вопросом: почему же народная фантазия произвела именно этот, а не иной плод?

Первый и единственный параграф этого устава гласил так: «Ежели чувствуешь, что закон полагает тебе препятствие, то, сняв оный со стола, положи под себя. И тогда все сие, сделавшись невидимым, много тебя в действии облегчит».

- А вы на минутку представляете, что такое дети рядом на рабочем месте? – поинтересовалась на всякий случай Светлана Олеговна.
Он не на минутку, а вообще никак не представлял, что такое дети рядом.
На рабочем месте.
Все время!
Представил со всей очевидностью последствий, когда сей факт свершился.
Полный бедлам! Хаос! И разрушение!
Первое время они каждые десять минут, обходя невероятным образом все заградительные препятствия, выстраиваемые секретаршей, проникали в его кабинет, проверить, здесь ли отец, никуда ли не делся.
Им были глубоко неинтересны такие детали, как совещание, переговоры и деловая занятость работающего папаши, полная оторопь и непонимание, что происходит, у господ совещающихся или переговаривающихся.

Тщеславие побудило вас сыграть эффектную сцену, но вам бы следовало знать, что наперсники, находящиеся в подчинении, всегда бывают принесены в жертву теми лицами, которые воспользовались их услугами.

Всякому человеку положено нести от бога крест и что это делается не без цели, ибо, не имея креста, человек забывается и впадает в разврат.

...в таком возрасте ни один разумный человек по-настоящему не верит в Бога.

Только любовь видит ясно. Ненависть видит все как в тумане.

Его жизнь стойко сопротивлялась попыткам ее понять.

Я всегда слышала от мудрецов, что козни дьявола не перевесят волю господа, однако теперь сомневаюсь, что дело обстоит так просто, а вернее, что сатана – не более чем орудие господа, тот, кому поручается доводить до конца грязные дела, которые господь не может подписать своим именем.

Я не любил кокаин – он делал меня слишком сентиментальным.

Городские часы откуда-то прознали, что их вот-вот придут убивать.

Он видел, что лодка его течет, но он не находил и не искал течи.

Если ты хочешь непременно выйти замуж, выбери дурака: умные люди знают слишком хорошо, каких чудовищ вы из них делаете.

Когда Арес вырос, он вернулся на Олимп, чтобы по праву занять место в совете олимпийцев. Естественно, он стал богом войны (и дружеское предупреждение: если вам вздумается спросить его, а не он ли тот самый чувак из игры «God of War», Арес оторвет вам руку и ею же вас изобьет). Он также стал богом жестокости, жажды крови, оружия, бандитов, грабежей, сравнения городов с землей и старомодных семейных забав.
Еще он был богом силы и мужской храбрости, что могло даже вызвать улыбку, так как все его нечастые столкновения один на один с другими богами заканчивались его позорным бегством. Но, думаю, для задир это типично. Арес первым унес ноги после появления облачного гиганта Тифоея. А во время Троянской войны один смертный грек ткнул его в живот копьем. Так Арес ревел с мощностью десяти тысяч мужчин. Он тут же сбежал на Олимп и принялся жаловаться Зевсу:
— Так нечестно! Нечестно!
На что Зевс приказал ему заткнуться.
— Не будь ты моим сыном, — проворчал он, — я бы давно лишил тебя твоей божественности и пинком отправил с Олимпа. От тебя одни неприятности!

Я всегда буду воевать, потому что жизнь — это бой, а если ты останавливаешься в бою, это значит, что ты умер.

В стране, где принято говорить, что успех зависит от тебя самого, у вас складывается впечатление, что вы находитесь не на своем месте.

Где-то с миллион страниц ранее я упоминал первую жену Зевса, титаниду Метиду. Помните ее? Вот и я не помню. Пришлось пролистать и перечитать. Метиды, Фетиды, Темиды — голова раскалываться начинает, когда пытаешься всех запомнить и не перепутать.

Я не знал правил и делал ошибки. Другим это нравилось. При каждом промахе они могли высмеивать меня, что и делали — без всякой, впрочем, злобы. Я помню маленького мальчика в рваной рубашке, который никак не мог унять восторга от моей неуклюжести. При ходьбе он подволакивал ногу и был, наверно, хуже всех — пока не появился я.

...провинциальным он быть не хотел ни за что на свете — как многие люди, которые сами родом из провинции. Старался казаться более городским, чем коренные берлинцы, но так и не смог до конца избавиться от интонаций своей юности с раскатистым «р» и сдавленными гласными.

Нереиды были благодарны Посейдону за то, что тот отстоял их честь. Может, в этом и заключался его план. Одними мыслями, что ты крут, внимание пятидесяти красоток не завоюешь.

Четвертая река была моей самой нелюбимой: Лета, река забвения. (У меня за плечами неприятный опыт амнезии. Длинная история.) Так вот, Лета выглядела совершенно безобидной. Почти везде она напоминала спокойную речушку, несущую свои молочно-белые воды по каменистому руслу, а от ее тихого журчания твои веки начинали слипаться. Можно было подумать, что перейти ее труда не составит. Но мой вам совет: даже не думайте.
Одна лишь капля из Леты сотрет вашу краткосрочную память. Вы не вспомните ничего, что пережили за прошедшую неделю. А глоток или погружение в эти воды уничтожит все ваши воспоминания напрочь. Вы не сможете вспомнить ни как вас зовут, ни откуда вы, ни даже тот факт, что «Нью-Йорк Янкиз» куда лучше «Бостон Ред Сокс». Скажите же, жуть берет?
Но для некоторых душ мертвых Лета была настоящим благословением. На ее берегах вечно толпились призраки, спешащие глотнуть из реки и забыть о прошлой жизни, ведь нельзя тосковать о том, чего не помнишь. Некоторым душам даже было позволено воскресать — то есть вновь рождаться в мире смертных для новой жизни. И если ты соглашался на это, ты...

Или вы оглядываетесь вокруг – и приходите в отчаяние. Или приходите в отчаяние – и оглядываетесь вокруг.

Вот она, истина. Не в серпе и молоте. Не в звездах и полосах. Не в распятии. Не в солнце. Не в золоте. Не в инь и ян. В улыбке.

Чувство долга, как правило, немыслимо без того, чтобы принимать скучные вещи с энтузиазмом.

Что такое мозги в сравнении с сердцем?

Жена плакала, а он ничего не чувствовал; только каждый раз, когда она всхлипывала – тихо, горько, отчаянно, – он еще чуть-чуть глубже проваливался в пропасть.

Ревность – самое прочное из чувств человеческих.